Илья Тё - Тюрьма для Господа Бога

Это означало, что пока грунтовка не выйдет на большой купеческий тракт, придется идти лесом. Перспектива, впрочем, не пугала Гордиана. Это ведь он знал, что идет на юг, да вдоль дороги, а возможные преследователи должны предполагать всякое. Сбежавший серв мог двинуть в принципе куда угодно. Как слышал сам Гор, большинство вольноотпущенников, не желавших оставаться в месте своего рабства, валили в основном как раз на север, через горный хребет на далекое побережье Шимбо, где ими были основаны вольные поселения, признававшие, разумеется, местную государственную власть, но существующие относительно автономно.

То, что за ним устроят погоню или облаву по всей округе, после той кровавой свистопляски, которую он устроил в поместье, Гордиан не сомневался. Так же как не сомневался в том, что такая погоня или облава будет снаряжена только утром, поскольку ловить одинокого беглеца в темноте – дело заведомо бессмысленное. Пока же имелось время спокойно подумать.

В перспективе его план был прост. Требовалось дойти до тракта, спуститься на более густонаселенный юг страны, затеряться среди свободного населения, затем – постепенно осмотреться и попробовать войти в какой-нибудь храм, чтобы связаться с «домом» – с кластером Каталаун. Конечно, подобное станет возможно только после восстановления способностей Тшеди . Гор владел методиками пробуждения дара у потенциальных экстрасенсов, но пользоваться ими, оставаясь подсобным сервом, было невозможно, а вот на свободе он сможет заняться этим вопросом более плотно. Если же случится непоправимое и дар не пробудится – что ж, он попробует войти в храм, используя только свои бойцовские навыки, и связаться с ГИС Корпорации с помощью обычных электронных кодов. В принципе, проникнуть в храм будет не сложно.

Находясь в поместье эти несколько дней, он много расспрашивал о храмах, маскируя свои вопросы религиозным воспитанием и стремлением приобщиться к местному вероисповеданию. Многого Гор не понял, поскольку и сами опрашиваемые им люди не являлись священнослужителями, однако суть, необходимую ему, уловил.

Суть заключалась в том, что всем свободным гражданам Эшвена и даже рабам с позволения господина в дни религиозных праздников и проведения многочисленных религиозных обрядов разрешалось посещать любой из храмов. Весь световой день с десяти утра и до восемнадцати вечера титанические стальные ворота, так поразившие Гордиана в первый день его пребывания в этом мире, были открыты настеж для прихожан, а значит, проникнуть в храм вместе с толпой будет делом простым.

Проблему представляли операции по поиску аппарата связи внутри самого храма, но это, размышлял Гор, – дело вторичное. Сначала нужно войти в здание и осмотреться. Возможно, придется делать это несколько раз в течение нескольких дней, а дальше – действовать по обстановке, исходя из полученных сведений. Пока же имелись более неотложные, а значит, и более важные дела. Спасение собственной шкуры, например.

За размышлениями Гордиан не заметил, как стемнело. По приблизительным расчетам, исходя из средней скорости его движения, было уже не менее десяти часов – половины одиннадцатого вечера. Поскольку собак в Лавзее не держали, а отыскать его по следам в лесу в полной темноте было уже невозможно, Гор решил, что прошел достаточное расстояние и может не опасаться погони. Он еще немного углубился в лес, чтобы отойти от дороги и сделать привал.

Выбрав место, Гордиан присел и достал сверток с пультами. Тщательно перебрав присвоенную аппаратуру, он отключил все «хомуты», носители которых содержались в реестрах взятых им пультов. Вышло более пятидесяти сотен имен.

Пять тысяч сервов с отключенными ошейниками – это впечатляло!

Гор надеялся, что такое массовое отключение «хомутов» в поместье вызовет хотя бы временные беспорядки и даст ему лишнюю фору. После отключения он разобрал все пульты и тщательно растоптал их содержимое: рабству – нет!

Затем Гордиан приступил к главному. Хотя программы его собственного ошейника были отключены, следовало избавиться от носителя этих программ – самого металлического шнура с пластиковой бляшкой экрана-манипулятора, который выдавал его рабское состояние лучше, чем это могло сделать любое клеймо. Он достал из сумки заранее приготовленные для этой цели инструменты.

Несколькими быстрыми движениями Гор подпилил металлический шнур узким напильником и, схватив за место подпила здоровенными кусачками, попытался разорвать его на изгиб. «Хомут» издал легкий писк, и индикатор на бляшке монитора-манипулятора снова вспыхнул красным светом, чего просто не могло быть, поскольку питание аппарата было давно отключено, а сам пульт от него изломан и растоптан в пластмассовые осколки.

Легкий холодок пробежал по позвоночнику Гора. Что это такое? – подумал он. Сработала запасная батарея или кто-то активировал в поместье третий пульт, существование которого Гордиан не учел? Теоретически он предвидел, что управление койном может вестись с некоего гипотетического центрального пульта, общего для всех произведенных клонов и расположенного в храме, где он был создан. Но в Лавзее не имелось никакого аппарата связи с храмом, поскольку, как знал Гордиан, корреспонденция из поместья и в поместье довозилась курьерами на лошадях, а значит, сигнализировать церковникам о его побеге настолько быстро никто не мог.

Но случается всякое, и не мешкая далее, Гор схватился за ручки своего инструмента и вывернул шнур на изгиб еще раз, желая окончательно разорвать ненавистную и унизительную ношу. «Хомут» пискнул снова, на этот раз как-то даже торжествующе. Затем издал громкий длинный «би-ип». И ударил по нервам Гордиана максимально возможным зарядом!

Шок!!!

Мозг его расплавился. Тело скрутило как в центрифуге. И, выплеснув внезапно сократившимся кишечником и стиснутым спазмом горлом свой скромный обед наполовину с желчью и кровавой пеной, Гор рухнул на землю.

Второе произошедшее после Хеб-седа возвращение из бессознательного состояния протекало болезненно. Сначала он видел сны: танцы алого пламени на багровом поле – кровавые видения оковавленного рассудка.

Затем он бредил, ползая по полу и щупая стены, принимая камень своего узилища за острова из запекшейся крови посреди кровавого океана. И только спустя огромное количество времени, неизвестное ему, он открыл глаза и посмотрел вверх.

Потолок медленно кружил, по часовой стрелке заверчивая и без того натянутые как струна извилины его воспаленного мозга. Вращение постепенно замедлялось, и Гор становился собой. Воспоминания о перенесенной боли заставляли его непроизвольно вздрагивать каждый раз, когда мысль касалась того момента в лесу.