Уолтер Уильямс - Распад

— С чем? — поднял брови Мартинес.

С информацией, — повторил Пэ-Джи. Он тщательно промокнул усики салфеткой. — Ты же знаешь, легион справедливости постоянно призывает нас сообщать о предателях и подрывных элементах. Вот я и подумал — а что, если вступить в какую-нибудь антиправительственную группу и собирать о ней информацию?

Ну и ну… Лорд Пьер Дж. Нгени, секретный агент. Мартинес чуть не прыснул со смеху.

— Ты с кем-нибудь советовался? — спросил он, вымазывая хлебом тарелку.

— Нет, я сам придумал.

— Похоже. Такое только тебе могло прийти в голову.

Молодой человек расплылся в улыбке.

— Спасибо, Гарет! — Он вдруг снова нахмурился. — Только есть одна проблема. Я пока не знаю ни одного предателя, тем более что все они наксиды, а раз я не наксид, то ни в какую группу меня не примут, так ведь? Как же быть?

Мартинес молча жевал, не зная, что сказать. Пэ-Джи продолжал:

— Ты, случайно, не знаешь какие-нибудь подрывные организации, куда я мог бы вступить?

Кроме семейки Мартинесов, никаких…

— Боюсь, что нет.

— Очень жаль, — тяжело вздохнул Пэ-Джи. — Так или иначе, мне обязательно хочется как-то поучаствовать в войне.

А в самом деле, подумал Мартинес, что вообще должны делать гражданские, когда мы воюем? В ответ на его вопрос собеседник почесал затылок.

— Ну… нас призывают защищать Праксис, бороться с мятежными настроениями, — начал он перечислять. — Я вот точно борюсь. И защищаю.

— Весьма похвально, — кивнул Мартинес, выбирая лайонский пух из салата.

— А ещё мы должны всячески содействовать военному производству и беречь стратегические ресурсы… но сам я, к сожалению, никак не связан ни с производством, ни с ресурсами, так что…

Мартинес хотел было предложить Пэ-Джи купить какие-нибудь ресурсы, а потом беречь их, но собеседник едва ли оценил бы юмор.

— Я хочу делать что-то большее, — объяснил он. — Мы переживаем критические времена, необходимо действие!

— Тогда можешь, к примеру, устроить благотворительное шоу, а выручку перечислить в пользу флота или ещё куда-нибудь.

Пэ-Джи с сомнением пожевал губами.

— Боюсь, при теперешних моих финансах…

Кто бы сомневался. Мартинес вздохнул.

— Ну, тогда устрой распродажу. Твои друзья, наверное, с удовольствием освободятся от вышедшего из моды барахла.

— Да разве это настоящее дело? — Пэ-Джи махнул рукой. — Нет, получается, что я совершенно бесполезен. Кругом война, а какой от меня толк? Обидно, черт возьми! — В его глазах светилось искреннее отчаяние. — Понимаешь, я ведь хочу доказать, что достоин Семпронии. Она твоя сестра, и от этого все ещё хуже. Когда девушка каждый день ходит рядом с настоящим героем, она невольно сравнивает…

Мартинес был поражен. «Достоин Семпронии»? Неужели этот остолоп по-настоящему влюбился? В девушку, которая в настоящий момент ходит, так сказать, рядом с совсем другим «героем».

— Знаешь что, — подумав, посоветовал он, — поговори-ка ты на эту тему с лордом Пьером.

— А какой смысл? — горько вздохнул Пэ-Джи. — Да нет, видно, угостить завтраком героя войны — это все, на что я способен.

— Уже совсем неплохо, — улыбнулся Мартинес.

Душевные переживания собеседника не слишком его волновали. Гораздо серьезнее было то, что Семпрония с ее легкомыслием вполне могла проколоться. Если семейство Нгени узнает про шашни невесты с лейтенантом Шанкарашарьей, жди беды.

— Извини, что надоедаю тебе своим нытьем, — продолжал тем временем Пэ-Джи, — просто я думал, ты что-нибудь посоветуешь… Слушай, — глаза его загорелись, — а может, ты возьмешь меня на свой новый корабль, ну… добровольцем там или как-нибудь?

Мартинес внутренне сжался.

— Боюсь, это невозможно, — с фальшивой печалью в голосе ответил он. — Сначала тебе придется окончить военную академию.

— Ах, да… — Пэ-Джи повесил голову.

Возвращаясь домой, Мартинес заметил лавчонку, торгующую антиквариатом. Поколебавшись, вошел и, высмотрев фарфоровую вазу покрасивее, розовую, полупрозрачную и расписанную хризантемами, принялся ее тщательно простукивать. Звон оказался приятным, он расплатился и послал вазу на квартиру Сулы с запиской «Это для цветов». Потом купил у цветочницы огромный букет гладиолусов, послал по тому же адресу, написав: «Это для вазы».

Следующий час Мартинес провел, извиваясь под мощными умелыми лапами массажиста-торминела. Во дворец он вернулся в полном изнеможении и с воспаленной кожей, едва добравшись до постели, но мышцы, задубевшие за два месяца жестоких перегрузок, наконец обрели эластичность.

Разбудило его треньканье коммуникатора. Ещё не разлепив веки, Мартинес скомандовал:

— Только звук! Ответить.

— А где картинка? — ответил голос Сулы. — Включи, я хочу показать тебе твои цветы!

— Лучше не смотри, испугаешься, — проворчал он, протирая глаза, и повернул к себе дисплей коммуникатора, стоявший на тумбочке. — Ладно, так и быть, сейчас… Звук и картинку!

Экран взорвался живописной мозаикой цветов — красных, оранжевых, желтых. Рядом сияло улыбкой лицо Сулы, которая весело рассмеялась, увидев заспанного Мартинеса в нижнем белье и со спутанными волосами.

— И этим ты хотел меня напугать? — скептически заметила она.

Он снова принялся тереть глаза.

— Думаю, уже напугал.

— По крайней мере буду знать, на что похожа твоя кровать.

— Давай, любуйся… а я буду любоваться тобой, — вздохнул он.

Даже на маленьком домашнем экране было видно, как вспыхнули ее щеки и лоб.

— Я вижу, ты ещё живешь по корабельному времени…

— Вроде того, — согласился он.

Продолжительность суток на флоте, введенная по приказу шаа, составляла двадцать девять часов, в отличие от 25,43 стандартных часа на Заншаа. Если и существовала в какой-нибудь галактике планета, оборачивавшаяся вокруг своей оси за двадцать девять, ее ещё предстояло открыть.

Сула кивнула на вазу.

— Откуда ты знаешь, что мне нравится такой фарфор?

— Просто угадал, — пожал плечами Мартинес. — Наверное, у меня врожденный вкус. Увидел в лавке и почувствовал, что она должна быть твоей.

— Если ещё раз почувствуешь что-нибудь подобное, не сомневайся. Это лучшее, что делалось когда-либо на Заншаа.

Она медленно провела кончиками пальцев по изящным выпуклостям вазы, и Мартинес невольно вздрогнул, ощутив чувственность этого прикосновения.

— Завтра церемония — меня будут награждать, — сказал он. — В девять ноль одну по столичному времени, в штабе флота. Ты придешь?

Сула отвлеклась от вазы.

— Да, конечно… если меня пустят.

— Я включу тебя в список гостей, — заверил Мартинес. — Найдешь меня в актовом зале.

— Там красиво, — улыбнулась она, — тебе понравится.

— Потом у нас здесь будет вечеринка, приходи.