Уолтер Уильямс - Распад

— Ты что-то быстро, — начала она для пробы.

— Я подождал целых три минуты, — возразил он, шагнув через порог, — причем ценой невероятных усилий.

Вынув из-за спины, он протянул ей то, что до сих пор прятал, — вазу с цветами, точную копию той, что прислал накануне, только на этот раз с нарциссами.

— Ты хотела ещё одну, и мне ее только что прислали… а цветы пришлось украсть с вечеринки.

Сула шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к плечу, вдыхая всей грудью его запах.

— Три минуты — это так долго… — вздохнула она. — Я уже представляла тебя с этой Таен.

Мартинес ласково провел рукой по ее волосам.

— Аманда — отличная девчонка, но когда я говорил с ней, то все равно видел только тебя. Я всегда вижу только тебя… и думаю только о тебе.

Сула ответила счастливым смехом. Он поцеловал ее в затылок, щекоча нежные волоски. Она вздрогнула и прижалась ещё крепче. Мартинес произнес еле слышным шепотом, приблизив губы к ее уху:

— Пойдем в спальню, ковер в прихожей меня отвлекает.

— Ты ещё кровати не видел, — хихикнула она и потянула его за собой.

Оглядевшись в полутьме гостиной, Мартинес приткнул куда-то вазу и жадно обхватил плечи любимой. Она принялась расстегивать дальше его мундир, потом лизнула шею… Ощущая всем телом горячие жадные поцелуи, Сула невольно вспомнила последний раз, когда была с мужчиной. Оглушающая пощечина, кулак Хромуши, впечатавшийся в живот, яростная возня на грязной измятой постели. Деньги, грубо сунутые в руку.

— Что с тобой? — спросил Мартинес, чувствуя, как она вдруг напряглась.

— Ничего… Так, вспомнилось кое-что.

— Мы не будем спешить, — сказал он, ласково гладя ее по плечу. — Не хочу, чтобы ты снова убежала.

Сула взяла его руку и поцеловала.

— Ты и так слишком терпеливый — это я во всем виновата.

— Я… — запротестовал было Мартинес, но она с улыбкой приложила палец к его губам, потом потянула дальше, в спальню.

Глазам предстала темная громада кровати в стиле Севиньи — тяжелые стойки черного дерева и примитивные резные фигурки похотливо резвящихся дикарей. Уродливо гипертрофированные груди, торчащие фаллосы.

— Квартира сдавалась вместе с мебелью, — смущенно объяснила Сула.

— Черт побери, — рассмеялся Мартинес, — они так и будут таращиться на нас всю ночь?

— А ты закрой глаза, — улыбнулась она.

— Тогда я не увижу тебя.

От его взгляда Сулу бросило в жар, но спешить ей не хотелось. Методично стаскивая с него мундир, она разглядывала длинный мощный торс и руки, большие ладони и те самые коротковатые ноги, из-за которых штабные кадеты наградили Мартинеса обезьяньим прозвищем. Завистливые придурки.

Она снова лизнула его — совсем не такой вкус, как у Хромуши, и запах другой. Другие руки, другие губы… Почувствовав его пальцы на своих пуговицах, Сула предупредила:

— У меня под платьем почти ничего нет, только чулки и…

— Чулки можешь оставить, — сказал Мартинес немного смущенно, и она невольно улыбнулась.

Кровать скрипнула, принимая любовников. Сула прижалась к Мартинесу, целуя его жадно и влажно, ощущая его руки на своей груди.

«Другая кровать, — снова подумала она, — другие губы, другие руки. И здесь… Нет, это не Хромуша».

— Имей в виду, — хрипло пробормотал он, — я потом уже не смогу остановиться.

Ее глаза бриллиантами отразили блеск свечей.

— Очень надеюсь.

Мартинес зарычал и бросился на нее, жадно лаская губами шею и плечи. Его руки казались огненными. Задыхаясь от желания, Сула снова и снова твердила себе, подавляя растущую панику: «Это не Хромуша».

И это было правдой. Прикосновения его рук доставляли удовольствие, быстро перераставшее в непреодолимую страсть. Тот, прежний, был деревенским пареньком, диким и неотесанным, а этот — взрослый, опытный мужчина, уверенный в себе, умный, умеющий доставить радость женщине и желающий этого… но по сути тоже мальчик, утопивший весь свой расчетливый и дисциплинированный ум в пучине вожделения. Охваченная на миг восторгом от его беспомощности, Сула внезапно почувствовала, что сама неудержимо тонет в том же океане. Вскрикнув, она перестала сопротивляться и бросилась в звездные объятия ночи.

Несколько раз за ночь Сула отлучалась на кухню перекусить, чем немало удивила Мартинеса.

— Ты что, так ничего и не ела у нас дома?

— Нет, — ответила она с полным ртом, улыбаясь через плечо. — Дать тебе чего-нибудь?

— Нет, спасибо.

Они нацепили на себя кое-какую одежду лишь к полудню, когда сели за стол перед открытым окном, заставленный тарелками с остатками пищи, под сенью увядающих нарциссов. Мартинес всегда получал особенное удовольствие от первого завтрака с возлюбленной. Купаясь в ленивом удовлетворении, он разглядывал ее, перебирая в уме то, что успел узнать: в чем она смела, в чем застенчива, что ее отталкивает, восхищает, приводит в экстаз. Что ей нравится делать между любовными играми… Сула в основном проводила это время, засунув голову в холодильник.

Какой она предпочитает завтрак? Самому Мартинесу ординарец Алихан, хорошо зная вкусы хозяина, обычно подавал крепкий кофе и копченую рыбу. Капитан любил начинать день, как следует заправившись белковой пищей. Сулу больше тянуло к углеводам. Ей нравились хлеб с пряным повидлом и сладкий жареный сыр с клубничным джемом. Кофе она превращала в сироп, накладывая в невероятных количествах золотистый тростниковый сахар.

Мартинеса переполняла бешеная энергия. Он готов был выступать перед парламентом, вести в бой линкор, писать симфонии, и все одновременно. Может, спеть какую-нибудь арию? Приняв театральную позу и приготовившись исполнить первые такты, он услышал звонок домашнего коммуникатора. Сула поговорила с портье, потом спустилась вниз и вернулась с официальным пакетом.

— Что там, приказ? — с опаской спросил Мартинес, глядя, как она распечатывает конверт.

— Нет, это по делу Блитшартса. — Сула поднесла письмо ближе к свету. — Через три дня мне давать показания. — Она пожала плечами. Глаза ее потускнели. — Так или иначе, приказ не за горами. Мой отпуск только до суда, потом новое назначение.

— Хорошо бы тебя направили куда-нибудь поближе… а если нет, у меня отпуск только начинается, поеду с тобой.

Она посмотрела на него, потом печально вздохнула.

— Если не придут наксиды.

— Да, — кивнул он. — Если не придут наксиды.

Оба думали об одном и том же. Двадцать пять против тридцати пяти, причем две имперские эскадры собраны из остатков и не могут действовать полноценно, а если прибавить те восемь наксидских кораблей, которые замечены в системе Протипана…

— Дофаг отрабатывает новую тактическую схему — нашу схему, — сказал Мартинес. — Может быть, ему удастся убедить и Миши Чен, а вместе они убедят командующего.