Александр Тестов - Остров в наследство

И не успел я переварить это заявление, как тонкие руки вцепились в мой камзол, и я с трудом разобрал сквозь судорожные всхлипы:

– Боже, ведь этот негодяй мог вас убить.

Карлос мягко улыбнулся воспоминанию.

– Это было совсем не то, что я ожидал услышать. Но тогда я еще не знал Беатрис, как знаю теперь. Нежный, прекрасный цветок, но он возрос на почве, щедро политой человеческой кровью. Вальдоро занимались этим поколениями, впрочем, Кастильяно были не лучше…

Сейчас уже трудно сказать, какая из ошибок стала роковой, наделал я их немало. О нет, я не упрекаю себя за прошлое. Да, можно было поступить иначе. Я сегодняшний был бы осторожнее. Но я вчерашний был просто волчонком, у которого были зубы, была дерзость, но не было мудрости.

Разумеется, дон Хуан де Вальдоро знал о моих чувствах или, скорее, намеках на чувство к его дочери. Конечно, он этого не одобрял. Сын им же оклеветанной женщины не был завидной партией. Особенно, если учесть его репутацию отчаянного малого. Вальдоро не был уверен, что однажды не проснется от острого холода приставленного к горлу ножа. Он решил нанести удар первым.

Видимо, мои подозрения насчет девушек были отброшены чересчур поспешно. Ни одна из них не умела читать, но слушать и смотреть они обе умели отлично. И соображали хорошо. Иначе, откуда бы Вальдоро узнал о дарственной. Впрочем, может быть, на Лусию с Лупитой я грешу зря. У Вальдоро была своя челядь и, вероятно, были ключи.

Исчезновение привратника породило кучу невероятных слухов и еще больше укрепило крестьян во мнении, что «в замке нечисто».

А спустя неделю произошел этот разговор. Вальдоро навестил меня в моей комнате и, туманно намекнув на свои связи и долг по отношению к «сыну погибшего друга», потребовал объяснений: действительно ли я подарил замок и все окрестные земли донне Коломбо. Услышав от своего врага о том, что я считал тайной за семью печатями, я поперхнулся песней, которую насвистывал.

– Откуда у вас такие сведения, дон Хуан?

Он снисходительно улыбнулся.

– Не столь важно, откуда. Я знаю это. И, должен заметить, ваш поступок кажется мне… странным.

Пока он говорил, я успел прийти в себя и сообразил, как держаться.

– Вы находите странным, что сын ненавидит дом, из которого некогда с позором была выгнана его мать?

Вальдоро склонил голову в знак почтения к моим сыновним чувствам:

– Да, конечно. Но ваша мать сама навлекла на себя это несчастье. Она нарушила обет и была наказана.

Не дав ему договорить, я, как учил меня боцман «Люцифера», первым нанес удар:

– Вы хотите сказать, что между нами существуют родственные узы?

Вальдоро вздрогнул так, словно его ожгли плетью. Теперь он смотрел на меня совсем по-другому.

– Вы – хороший сын своей матери, но вы дворянин, – жестко сказал он. – Если б мой сын вернулся домой с таким послужным списком и с такой репутацией, я бы убил его или себя.

– Неплохо! – я щелкнул пальцами, изобразив наслаждение представлением. – Но если так, где взяли вы право оскорблять мою мать? Предупреждаю – еще одна двусмысленная фраза – и мне придется с вами драться.

– Драться? – брови Вальдоро резко сошлись к переносице. – Вы развеселили меня, юноша.

– Это сейчас, – заверил я, – потом вам будет не до смеха. У меня твердая рука, дон Хуан и, смею думать, такие же твердые понятия о чести.

В полумраке комнаты мягко полыхнула язвительная улыбка Вальдоро:

– Кстати, о чести. Мне больно вас огорчать, дон Карлос, но ваш отец, незадолго до своей гибели был э-э… введен в заблуждение… Которое вы, по неведению, поддержали… – Я ждал, и он продолжил: – Вы ошиблись, Карлос, и оказали покровительство не тому человеку.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, хотя минуту назад решил молчать.

– Всего лишь то, – вкрадчиво проговорил дон Хуан, – что донна Коломба такая же итальянская княжна, как я – Святой Филипп. Она – дочь пирата и висельника Жерома Ферье. Любимая дочь!

Если этой новостью он хотел меня сразить, то жестоко просчитался. Я устоял на ногах и даже не побледнел.

– Ей можно позавидовать. У нее есть любящий отец. Впрочем, Вальдоро, вы не сообщили мне ничего нового и интересного. Я знал об этом.

Мой враг на мгновение опешил:

– Это невозможно…

– Отчего? – холодно спросил я. – Это мой дом и я волен делать с ним все, что пожелаю. И если здесь действительно есть человек, которого мне не очень приятно видеть, то это отнюдь не донна Коломба. Впрочем, я далек от мысли отказать этому человеку в гостеприимстве. Его, к сожалению, очень приятно видеть донье Беатрис, а желания доньи Беатрис в этом доме имеют силу закона.

Вальдоро покраснел от праведного гнева как вареный рак:

– Вы так и останетесь бродягой, дон Карлос де Кастильяно, граф де Сильва, сальтеодор, пират! – выплюнул он и был, конечно, прав. Потому что эта фраза, вместо того чтобы вызвать благородный гнев, меня только развеселила.

– Вот спасибо, – улыбнулся я прямо в разъяренное лицо Вальдоро. – Тем лучше, дорогой сосед. И если я – всего лишь пират, то вы – всего лишь мошенник и вор, что не так уж плохо, принимая во внимание благородство наших предков.

На этом я оборвал разговор и вышел, оставив Вальдоро в глубоких раздумьях. Донну Коломбу я нашел сразу. Она сидела на скамье перед домом. Тонкая рука сеньоры лежала на голове громадного пса, который ласкался к ней, как котенок. Я снова поразился тому, как тонка ее рука, как заострились черты лица, как бледны щеки. Не оставалось сомнений в том, что эта женщина серьезно больна и, может быть, вскоре замок увидит вторые похороны.

– Донна Коломба, – позвал я.

Женщина приветливо улыбнулась.

– Добрый день, дон Карлос.

– Скорее вечер, – ответил я. – Что вы можете сказать о нашем госте? Кажется, он чувствует себя в замке скорее хозяином, а?

Женщина как-то болезненно поморщилась.

– Кажется, человек достойный. Впрочем, я знаю его не так хорошо, как дочь.

– И это все? – поразился я. – Воистину, Господь не был столь милосерден, когда судил этот мир. А ведь Вальдоро не стал вас щадить.

Коломба сжалась, словно от удара. В глазах метнулся страх, но я быстро обошел скамью, сел рядом и взял ее руку в свою. Рука женщины мелко дрожала.

– Я могу кое-что добавить к вашей оценке, донна Коломба. Наш общий знакомый – отъявленный мерзавец, вымогатель, лжец и клеветник. За всю свою жизнь он совершил лишь одно хорошее дело, да и то потому, что сам не знал, что творит.

В глазах мачехи мелькнул озорной огонек. Она поняла меня и ответила улыбкой. И продолжал я, уже не торопясь.

– Сеньорина Ферье, госпожа де Кастильяно, мне нет дела до вашего отца как, по большому счету, нет дела и до своего собственного. Пусть будут кем угодно – аристократами или бандитами – это не нарушит нашего доброго согласия. Я явился в этот дом, как враг, но вы встретили меня, как друга, и остаться для вас другом я поклялся на распятии. Если же дон Хуан де Вальдоро или любой другой благородный идальго рискнет обидеть вас в этом доме, я не стану драться с ним на дуэли. Я спущу на него собак.