Владимир Добряков - Глубокая разведка

— Что, Дима, прав я был, когда говорил, что иногда назад захочется?

Это мои первые слова, какие я произношу в новой Фазе. Мы стоим на широкой просеке. С двух сторон — густой, вековой лес. И этот лес горит. Горит не очагами, а сплошным гудящим, даже ревущим костром. Мы с трудом можем перекричать этот рев. Воздух буквально раскален. Густой дым рвется в небо, подгоняемый пламенем, бьющим вверх как из сопла ракетного двигателя. Неба уже не видно, оно почернело от дыма. С обеих сторон с треском летят пылающие головни. От нашей мокрой одежды валит густой пар, и она очень быстро высыхает.

Что-то мне не нравится этот пожар. Ну, не бывает таких пожаров. По крайней мере, не должно быть. Впечатление такое, что лес загорелся не в каком-то одном месте, а вспыхнул весь сразу. И сейчас огненный шторм сметает здесь все живое. Такое может быть только в одном случае.

Бросаю взгляд на дозиметр. Ого! Ну, и везет же нам в этом «хождении по Фазам». Мы снова попали в Фазу, где применяется ядерное оружие. На этот раз его применили совсем недавно. К счастью, мы вышли сюда на приличном расстоянии от эпицентра взрыва. Тем не менее задерживаться здесь, мягко говоря, не рекомендуется. Впрочем, и без повышенной радиации здесь хватает смертоносных факторов. Еще немного, и мы задохнемся в дыму или сожжем легкие. Неизвестно, что раньше. А скорее всего, нам не миновать ни того, ни другого. Так что, об облучении можно пока не беспокоиться. Мы просто не успеем почувствовать его вредоносного влияния, пока добираемся до ближайшего перехода, который может оказаться, Схлопка его знает, где. Пока Анатолий лихорадочно работает с установкой, я, чтобы вызвать хоть небольшую разрядку, неуклюже шучу:

— Уважаемые дамы и господа! Теперь вы имеете приблизительное представление о том, как чувствовали себя клиенты Святой Инквизиции. Такие как: Джордано Бруно, Ян Гус, Жанна д'Арк и многие другие. Где переход, Толя, где переход?!

— Слава Времени, рядом! Триста метров.

— Бегом! Время побери!

Бег в раскаленном воздухе, состоящем в основном из едкого дыма, под обстрелом пылающих головешек немного отличается от оздоровительного бега трусцой или кросса. Но в этом забеге приз — не кубок и не здоровье, а сама жизнь. Анатолий открывает переход на бегу.

— Есть переход! — хрипит он и показывает направление. Но мы не видим сиреневых «ворот», мы видим лишь стену сплошного ревущего пламени.

— Где же переход, Толя? — спрашиваю я.

— Вот здесь, в пяти метрах, прямо в огне.

Время побери! Никто из нас не может решиться первым нырнуть в этот гигантский костер, хотя спасение совсем рядом, в пяти метрах.

— Самое главное, — спокойно говорит Лена, — задержать дыхание. Ни в коем случае не дышать! Делай как я!

С этими словами она исчезает в бушующем пламени. За ней бросается Вир, за ним — Петр.

— Ну же! Вперед! — кричу я остальным. — Они уже спаслись. Давайте, не задерживайтесь! Толя, хватай Наташку и тащи ее! Дима, Серега! Оставаться нельзя! Здесь везде смерть! Вперед!

Сначала Толя с Наташей, а за ними и Дмитрий с Сергеем ныряют в гигантский костер. Подхватываю установку и бросаюсь за ними. Одежда уже дымится. Сиреневых «ворот» заметить не успеваю. Просто вываливаюсь на заснеженное поле.

Я еще не успел толком сориентироваться, куда мы попали, а Лена уже смотрит на дозиметр, прикидывая, какую дозу мы схватили и насколько она опасна. Лицо ее становится мрачным. Она удрученно качает головой и достает аптечку. Оттуда она извлекает красные шприц-тюбики и раздает нам по две штуки.

— Ну-ка, быстренько, двойную дозу антирада! Через два часа — еще по дозе. А потом начну кормить вас таблетками. С такими дозами облучения шутки плохи. Наташа, помоги Виру сделать инъекции.

— Хорошо еще, что мы не попали туда часа два-три назад, — глубокомысленно говорит Петр, морщась и вонзая себе в бедро иглу шприца.

— Да, спасибо Андрею, что он так удачно сорвался и задержал нас, — подхватывает Анатолий, — а то мы прямо под взрыв угодили бы.

— Ты уж молчал бы, Сусанин хренов, — огрызаюсь я, вкачивая в себя второй тюбик антирада. — Предупреждаю. Еще раз заведешь нас в такую Фазу, в ней и останешься. И никакие Наташа с Леной не уговорят меня изменить это решение.

— Елена Яновна, — спрашивает Сергей, — а сколько мы все-таки схватили?

— Достаточно, Сережа. Вполне достаточно, чтобы за неделю-другую отправиться на тот свет.

— И что? — Сергей держит за иглу пустой шприц-тюбик — Это зелье спасет нас?

— Конечно. Только его надо применять не позднее тридцати минут после облучения. Поэтому я вас и торопила. Если прозевать, то лечение будет и сложнее, и тяжелее.

— Но все-таки вылечиться можно?

— Да. Вылечить можно практически при любой дозе облучения. За исключением, разумеется, тех, которые убивают мгновенно или в течение часа. А сейчас надо с часок посидеть, чтобы препарат действовал в спокойной обстановке. Так он дает лучший эффект.

Не знаю, как у кого, но у меня «эффект» действия антирада, особенно в двойной дозе, всегда выражается исключительной сухостью во рту, слабым головокружением и легким подташниванием. А сейчас ко всему этому добавляется еще и острое чувство голода. Впрочем, голод, кажется, не от антирада. Мы просто ничего не ели много часов, пока карабкались по обледенелым склонам.

По моему предложению женщины занимаются стряпней, то есть готовят обед из пайков космодесанта. А мы с Анатолием, при участии Петра, Сергея и Дмитрия, пытаемся определиться, куда мы попали.

Первый признак развитой цивилизации — активный радиоэфир. В необитаемых Фазах мой радиомодуль удручающе молчит. Здесь же он хрипит, кашляет, чихает и чуть ли не плюется; но ничего более-менее систематического не выдает. Я меняю модуляции, перехожу на магнитную несущую, но ничего осмысленного поймать не могу. Остается теряться в догадках: то ли здесь принцип связи, нам еще не известный, то ли здесь такой своеобразный природный фон. Однако индикатор высокочастотных излучений ведет себя спокойно. Спокойно ведут себя и другие приборы, показывающие наличие опасных факторов. Здесь нет ни опасных микроорганизмов, ни ядовитых газов. Визуальный осмотр местности тоже мало что дает.

Мы находимся на ровном заснеженном поле. Слева, в одном километре, и справа, чуть подальше, темнеют леса. Высоко в небе (оно обычного земного цвета) пролетает стая птиц. Рассматриваю их в очки-бинокль. Птицы крупные, вроде ворон, но явно не вороны. Вот и все, что я сумел установить.