Игорь Ревва - Марсианский патруль

— Ганс… — прошептал лейтенант Хартон. — Павший ангел…

Вчера только они виделись — вечно улыбающийся, светловолосый, высоченного роста… действительно очень похож на ангела, какими их обычно изображают на картинах… погибший ангел, ангел смерти… точно, это он и есть. Лицом вниз, но не узнать его нельзя, такой рост в участке только у него…

И тут же какая-то странная мысль кольнула лейтенанта Хартона. Что-то здесь было не так, что-то неправильное было в этом всем.

Черт! Конечно, неправильно! Не должны люди умирать, валяться вот так вот, в песках! Особенно полицейские, хотя на их-то долю это выпадает чаще I всего…

— На грунт! — приказал Хартон.

Флаер послушно опустился на песок, двигатели взвыли и замолкли. Хартон натянул маску и очки, открыл люк и вышел из флаера.

Снаружи было холодно, несильный, но очень неприятный ветер мгновенно ударил по лицу. Хартон достал пистолет и приблизился к телу. Наклонился, перевернул…

— Ганс, — выдохнул он.

Маски и очков на убитом не было. Хартон переключил свои очки в инфракрасный режим и понял, что флаер остановился совсем недавно, — двигатели еще были теплыми, корма флаера слабо алела на безликом фоне мертвой пустыни. Конечно, тело капитана Гейгера было лишь присыпано песком, через пять-семь часов на месте его остался бы лишь холмик. А второй…

Черт!

За корпусом флаера отчетливо краснел силуэт второго полицейского.

— Сержант! — рявкнул Хартон. — Ко мне! Быстро! Второй еще жив!..

Сержант Матвеев возник рядом буквально через секунду. Они вдвоем подбежали ко второму полицейскому, перевернули тело — очки, маска, нашивки лейтенанта…

— Кто это?! — В голосе сержанта отчетливо звучало удивление.

И тут только лейтенант Хартон понял, что его во всем этом насторожило.

Капитан Ганс Гейгер действительно вчера отправился на патрулирование в пустыню. Но он отправился туда один.

Больше ничего подумать лейтенант Хартон не успел. Оглушительный выстрел, ударивший ему в лицо, опрокинул мир, расколол его на мельтешащие осколки и погасил навсегда. И напоследок Хартон успел еще услышать второй выстрел и крик сержанта, донесшийся до него уже откуда-то сверху, из наваливающейся давящей тьмы.

Через десять минут два флаера, словно исполнившие свою жестокую миссию ангелы смерти, медленно поднялись в воздух, развернулись и неспешно на антигравитационных двигателях пошли на запад, к кратеру Галилея, оставив на песке три тела в полицейской форме.

Николай Мороков не был родственником легендарного Сергея, вместе с Ташико Мицуси основавшего на Марсе транспортную компанию. Хотя в детстве ему очень хотелось верить в это. Да и сейчас порой он мечтал, насколько лучше бы жилось ему, окажись Сергей Мороков его предком. Доходы от «Ташико-Морок» были немалые, намного больше, чем зарабатывал простой водитель грузовика, даже если приходилось крутиться исключительно на дальних рейсах.

А тут еще и фамилия такая… Уже во время устройства на работу Николаю пришлось услышать веселое «племянничек» от кого-то из водителей-старожилов. Никаким племянником он никому не был, но шуточка быстро разошлась, и иначе никто уже его и не называл. Пренебрежительный оттенок в этом прозвище сохранялся, даже если его произносили в шутку, с улыбкой. И со временем Николай потерял терпение — вначале просил, затем перешел на ответные оскорбления (он действительно считал это прозвище оскорбительным), а через год уже сразу бил в морду шутнику, посчитавшему себя таким остроумным.

Эта манера поведения не замедлила сказаться на заработке и послужила основной причиной неприязни к нему, возникшей в коллективе. Прозвище не кануло в Лету, оно просто ушло на задворки, продолжая существовать. Николая по-прежнему называли «племянничком», но уже исключительно за глаза.

Николай сделался угрюмым и нелюдимым, наметившиеся было в первые дни друзья как-то не превратились в настоящих, с девушками он стал стеснителен, стараясь не представляться по фамилии. И все выходные проводил в одиночестве.

Но однажды он познакомился в баре с водителем по имени Стекс из расположенного в Нью-Риме филиала, и как-то так получилось, что между ними возникла если и не дружба, то взаимопонимание. Водитель этот сразу притягивал к себе внимание — здоровый и бритоголовый черный; ярко-белая татуировка на правой руке: «Вашу мать я вспомню не раз!..»; кислородная маска разрисована яркими красками и напоминает собой оскалившуюся пасть хищника. Этот последний штрих особенно понравился Николаю, так украшали себя только самые крутые водители, компания «Ташико-Морок» запрещала подобное, но тот, кому хватало смелости плевать на подобные запреты, невольно вызывал у Николая уважение. Самому ему когда-то пришлось поплатиться двухмесячным жалованьем за такие же точно «художества», и сейчас кислородная маска у него была самая обычная.

Стекс предложил Николаю заработать немного денег. Дело оказалось не вполне законное — нужно было перевезти груз из Одд-Сити за пределы Золотого Треугольника, в район кратера Барсукова — какие-то контейнеры, которые там погрузили на корабль. То ли оборудование, то ли контрабанда — Николай не особенно вдавался в детали, пачка банкнот, равная его полуторамесячному заработку, отбила охоту любопытствовать.

Через неделю Стекс опять нашел его и снова предложил совершить нелегальный рейс. На этот раз уже немного дальше, хотя и в том же направлении — в Долину Силинка. В колонне было шесть грузовиков, один из водителей оказался хорошо знаком Николаю — работал в том же отделении компании. Но на обратном пути произошла стычка с полицией.

Водители «Ташико-Морок» умели постоять за себя, а двое полицейских на флаере (спутники Николая называли их «ангелами смерти») против полутора десятков хорошо вооруженных и отлично умеющих стрелять людей — это совершенно несерьезно.

Расследования не было. Видимо, полиция так и не разобралась, кто же убил их патрульных. А Николаю стали предлагать все более и более заманчивые рейсы. Пока однажды он не познакомился с Олафом Стоунсоном и не начал воспринимать свою работу в «Ташико-Морок» как второстепенную.

Теперь основной работой Николая Морокова стали рейсы, выполняемые по поручению Олафа, у него появились друзья среди байкеров и даже среди полиции, иногда помогавшей Олафу. Денег стало больше, жизнь пошла интереснее. Да и стрелять Николай научился намного лучше. И теперь уже, если возникала соответствующая ситуация, без особого содрогания нажимал на спусковой крючок.

То, что стрелять на борту космического корабля как минимум не рекомендуется, знает любой ребенок. Погибший в коридоре «Отбоя» байкер, надо полагать, под категорию детей не подходил совершенно. А может быть, это было уже неосознанное действие — судорожно дернувшийся на спусковом крючке палец; не понимающие уже, что они творят, руки; короткая очередь в дальний конец коридора, а то даже вовсе и неизвестно куда, в пустоту, по траектории, подсказанной падающим и стремительно умирающим телом. К разряду же чистых случайностей можно отнести то, что на пути автоматной очереди как раз находился распределительный щит, в котором ярко синели и зеленели трубки системы охлаждения гравитационных двигателей. Никто никогда не планировал запас их прочности таким, чтобы они смогли выдержать попадание пули. И никто не предполагал, что может потребоваться срочно запустить гравитационные двигатели при неработающей системе охлаждения.