Стивен Джонс - Оборотни

— Некая миссис Эстер Норвуд, жена владельца фирмы, нашла тело, сэр, в шесть пятнадцать утра. Говорит, что пришла рано, чтобы разобрать заказы.

— А где она сейчас?

— Сидит в патрульной машине с констеблем Бутлином, сэр, и пьет чай.

— Очень мило.

Джексон перевел свой суровый взгляд на начальника.

— Она очень расстроилась, сэр. Как можете себе представить.

— Да-да, конечно, должно быть, так и есть, — сказал Фэрроу, понемногу успокаиваясь.

— Что же до ее приятеля, сэр, то с ним сейчас констебль Плэтт и женщина-полицейский Манро. Парень тоже очень расстроен. Хозяина «Вороньего гнезда», мистера Дэвида Смайдерса, опросили пока коротко, сэр.

— Он тоже расстроен?

Выражение лица Джексона указывало на то, что попытки Фэрроу шутить кажутся ему утомительными.

— Не знаю, сэр.

— Ладно, — сказал Фэрроу, пытаясь придать своему голосу деловой тон, а лицу — деловое выражение. — Пойду-ка я лучше поговорю с нашим мистером Смайдерсом, а потом — с кем-нибудь из его работников, разузнаю, не слышал ли кто-нибудь из них прошлым вечером что-нибудь необычное в пабе или, может, видел. А вы, сержант, сделайте вот что. Получите показания приятеля и миссис… ну, той женщины, которая обнаружила тело.

— Миссис Норвуд, сэр.

— Вот-вот. Миссис Норвуд. Еще я хочу, чтобы вы нашли водителя автобуса, на котором вчера вечером ехала мисс Спрингер, и разыщите как можно больше пассажиров, узнайте у них, что можете.

— Уже нашел, — самодовольно произнес Джексон.

— Вот как? Хорошо. Продолжайте этим заниматься. Может, увидимся на вскрытии? Позвоните мне, когда врач будет готов встретиться с нами, ладно?

— Да, сэр, — ответил Джексон с ледяным терпением, но с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— И вот еще что, сержант.

— Да, сэр?

— Приведите-ка себя в порядок, а? Поправьте галстук.

Джексон поднес было руку к горлу, но тотчас увидел, что все, находившиеся во дворе, улыбнулись той же улыбкой, которую он только что видел на лице Фэрроу. Инспектор повернулся и не спеша пошел прочь, размышляя: «Интересно, Джексон покраснел от смущения или то была вспышка гнева?»

Я признался ему, что боюсь. Я спросил: будет больно?

Он шевелится во мне. Боль — это ничто, говорит он. Считай, что это жизнь. Возрождение. Да кто не умрет за это?

Его слова сбивают меня с толку. Я чувствую себя таким усталым. Сколько еще? — спрашиваю я у него. Когда же это кончится?

Недолго еще, — шепчет он, — теперь уже недолго. Ты разве не помнишь?

Нет, — говорю я ему. — Нет, я ничего не помню.

Он шепчет внутри меня: «Странно, как это забывается».

Джексон выключил компьютер и откинулся в кресле. Он с трудом разогнул спину; было такое ощущение, будто на плечи кто-то давит. Он взглянул на часы и простонал. Пятнадцать минут двенадцатого. Он ведь сказал Дженис, что постарается быть дома к десяти. А она обещала, что к половине одиннадцатого на столе будет индейка с карри, а потом его ждет кое-что еще поострее.

Он вспомнил, как, услышав этим утром телефонный звонок в половине седьмого, заставивший его выскользнуть из-под одеяла, поцеловал ее, а она в ответ озорно улыбнулась. Он вспомнил теплоту ее мягкого тела, ее взъерошенные волосы, ее заспанный вид, вспомнил запах, исходивший от нее. А потом подумал об убитой женщине, о ее вспоротом животе, о том, что у нее исчезло лицо, о вони, которую источали ее разбросанные органы. Потянувшись к телефону, он ощутил твердую решимость. «Я доберусь до тебя, паршивый ублюдок», — пообещал он, набирая номер своего телефона.

— Алло? — сказала Дженис.

В ее голосе прозвучала то ли усталость, то ли осторожность.

— Любовь моя, это я. Прости, что я еще не дома. Последние два часа был просто завален бумажной работой в участке.

— Крис! — произнесла она, и на этот раз в ее голосе явно прозвучало облегчение, но она тут же взволнованно добавила: — Я уже начала беспокоиться.

— Знаю, любовь моя, прости меня. Совсем забыл посмотреть на часы. Я и не знал, что уже так поздно.

— Я слышала об этой бедной женщине в новостях. Это действительно так страшно?

Джексон знал: она не притворяется. Она на самом деле тревожится из-за того, с чем ему приходится иметь дело каждый день.

— Да, — тихо ответил он, — очень скверная история. Послушай, Джен, я постараюсь больше не задерживаться, ладно?

— Ладно. Я подогрею тебе ужин. Если ты еще не поел.

— Часов в одиннадцать утра съел булочку и выпил больше кофе, чем можно переварить.

— Ну разве это хорошо, — неодобрительно произнесла она. — У тебя и голос усталый.

— Да я просто выдохся, — сказал Джексон. Только сейчас он понял, что так и есть. — Целый день как в аду. А вот глядя на нашего инспектора, этого не скажешь.

— Он что, так и не делает свою работу?

— Пришел утром через час после того, как все уже были на месте, при этом вид у него был такой, точно его силком приволокли. Большую часть дня провел в пабе, ненадолго объявился на вскрытии и около шести отбыл домой.

Он постарался убедить себя в том, что не очень-то сильно преувеличивает.

— Тебе бы следовало написать на него рапорт, правда, Крис. Нечестно, что тебе приходится выполнять и его работу, и свою. Тебе и без того забот хватает.

— Ну да, — рассеянно произнес Джексон. — Да ладно, не думай об этом. До скорой.

С минуту он не убирал руку с трубки после того, как повесил ее, и думал о том, неужели он несправедлив по отношению к Фэрроу, и если так, то в какой степени? В представлении Джексона инспектор ведет расследование, спотыкаясь, точно во сне, но неужели ему и в самом деле не хватает настойчивости, упорства, желания, всего того, что для Джексона было обязательным в этой работе, или же он просто старше и мудрее и потому предпочитает более спокойный, более методичный подход? Может, проблемы Джексона с инспектором просто приписать конфликту между двумя людьми? Сержант знал, что в участке еще много хороших полицейских, особенно среди старой гвардии, представители которой поддерживают Фэрроу с его методами, не принимают неугомонности Джексона, видя в нем всего лишь выскочку, который во всем ищет свою выгоду, хотя у самого молоко на губах не обсохло.

И ведь дело не в том, что Джексон ненавидит старшего офицера или хочет от него избавиться ради собственной карьеры, как, наверное, думает Фэрроу, просто он до того неряшлив! Неужели он всегда был таким — одет неопрятно, на встречу всегда опаздывает, расхаживает с таким видом, будто ему на все наплевать? Может, просто дело сейчас такое серьезное, что обнаружились те недостатки Фэрроу, которые раньше он умело скрывал? И в самом деле, складывается такое впечатление, будто напряжение отнимает последние физические силы у этого человека, который старше Джексона еще и по возрасту. Вообще-то надо признать, что у Фэрроу лицо всегда было таким, будто он не выспался, а теперь еще и кожа посерела, покрылась пятнами, глаза налиты кровью, плечи ссутулились. Он и в самом деле выглядит каким-то разбитым, удрученным, что и неудивительно после пяти нераскрытых убийств и нескольких невыходов на службу менее чем за месяц. Лучше бы, пожалуй, отправить Фэрроу на пенсию, о чем в участке, кажется, уже кое-кто подумывает. А то еще умрет на работе.