Алексей Левицкий - Пароль: «вечность»

И понял, что гул мотора стал громче. Он приближался.

Я поспешил обратно, увидел, что могила почти готова, и сказал:

- Прячемся, едут.

Мы с монахом и Чаком залегли за тумбой.

- Юна! — позвал я.

- Что? — откликнулась она, высунувшись из пролома.

- Слышишь мотор?

- Сюда едут?

- Да. Мы спрятались, не выходи пока.

Гул стал громче.

- И еще, — добавил я, — погляди, что у жреца под плащом. Нам сейчас все пригодится. Когда назад пойдешь, патронташ его захвати.

На улице показался автомобиль. Он сильно отличался от сендеров, которые я видел у кетчеров и монахов: если те напоминали багги, то этот больше смахивал на угловатый микроавтобус. Весь покрыт клепаными листами железа, с плоской крышей и далеко выступающим вперед прямоугольным капотом. Окна закрыты броней, вместо лобового стекла — щель между горизонтальными шторками.

Чак приподнялся, разглядывая его, и сказал:

- Медведковские, некроз им в печень.

По периметру крыши были наварены железные штыри, к которым крепились штанги ограждения. За ними прятались люди, во все стороны торчали стволы ружей и обрезов. Овальные листы металла наполовину прикрывали небольшие для такой тяжелой махины колеса. Этакий броневик кустарного производства. Он явно не предназначался для передвижения по серьезному бездорожью, скорее уж для ведения боевых действий в городских условиях. Вернее, в условиях городских развалин. Из выхлопной трубы валил дым, двигатель громко гудел, звук этот далеко разносился по пустынной Москве.

Давя кусты, броневик проехал мимо станции.

- Это ничейные территории, — тихо сказал Чак. — По крайней мере, так было, когда меня в последний раз заносило сюда. Че они тут патрулируют? Что-то непонятное происходит… Почтарь, э?

- Не знаю, не знаю, — откликнулся тот. — Я наверху не хожу, я внизу хожу. Идемте, пока назад не поехали, жреца похоронить надо.

Броневик свернул вправо — я не помнил точно, как называлась та улица на краю Измайловского лесопарка, кажется, как и станция, Первомайской — и пропал из виду за деревьями.

Из пролома показалась Юна, в руках ее были патронташ, холщовый мешочек и ремень с ножнами для кинжала.

Мы встали. Подойдя к нам, девушка сказала:

- Это кошель Луки, в нем пять золотых. — Она достала монеты. — Два тебе, Разин, два Чаку. Тебе я должна еще три, так?

- Вроде того, — кивнул карлик, забирая деньги.

- А тебе еще пять, наемник. Почтарь… — Девушка повернулась к монаху. — У меня остался один золотой, и если…

- Не надо, не надо, — затряс он головой. — Зачем деньги под землей?

- Ты не пойдешь с нами?

- Нет! — Почтарь сразу заволновался, засопел, сгорбился больше прежнего. — Не для меня тут все, не люблю, плохо… светло, солнце как светит, а?

- Чего? — переспросил Чак. — Пасмурный же день. Не, я вообще не понял, так а куда ты пойдешь? Назад, что ли?

- Назад, назад, — согласился монах. — Вниз, а куда ж еще?

- Да как тебе сказать… — Чак широко махнул рукой. — Вокруг куча направлений, куда можно идти. Вот с нами, к примеру. А внизу мутанты. Сожрут тебя.

- Не сожрут. Проберусь, пролезу. Дрезину надо починить, рычаги… Я пройду, смогу, я такой.

Глядя на его сутулую фигуру, крысиное личико, маленькие цепкие ручки и бегающие глаза, я подумал: да, монах именно такой. Без нас, шумных и говорливых, он тихо пролезет под носом у мутантов, починит свою дрезину и растворится в темноте туннелей.

- Но куда нам теперь? — спросила Юна.

- Там, — Почтарь показал в сторону, куда уехал бронированный автомобиль, — колесо, большое такое, знаете?

- Я знаю, — кивнул Чак. — Вокруг понтоны и дома на сваях, рыбари там живут.

- Точно, точно, колесо на том краю кратера, от него дальше идет Соколиная речка. А на этом…

- Соколиная? — перебил я, и все посмотрели на меня. — Почему она так называется?

Почтарь развел руками:

- А может, потому, что до Погибели так это место называлось. Трещина там от кратера идет, вот тебе и речка. По ней почти в центр Большой Московии приплыть можно.

«Правильно, раньше так называлась гора», — хотел сказать я, но не сказал.

- Ну и вот, — продолжал монах, — а на этом берегу застава Храма. Там братья с оружием, всегда пять-семь человек дежурят, братья мои, монахи. Люберецкие кормильцы туда подводы для Храма привозят: мука, хлеб, картофель… Подряд у них от Ордена. На заставу привозят, а дальше братья сами уже.

- Но сейчас весь кратер затопило, — напомнила Юна.

- Верно, верно! Мимо заставы окружная дорога идет. Когда сухо, когда вода на дне только, по дороге братья товар кормильцев дальше в Храм везут. А в сезон дождей, когда затопит, на то баркас имеется. Братья на нем плавают на другую сторону, мимо колеса и по речке дальше. Он и сейчас у заставы должен быть к причалу привязан. Они вас и переправят на баркасе, а? — Он вдруг с тревогой оглядел нас. — Плавать-то никто из вас не боится?

- Я — нет, — сказал Чак как-то чересчур уж решительно. Мы с Юной покачали головами.

- Ну вот и хорошо, и правильно. Потому что я боюсь очень, — признался монах. — Так вот в Храм и попадете.

- А нам обязательно через этот кратер переправляться? — спросил я. — Может, лучше обойти?

- А как же! — Почтарь даже руками всплеснул. — А куда ж еще? Обойти! Ишь удумал! На севере руины, шлак спекшийся, мутафаги там, волки-панцирники, ползуны. Дорог вообще нет. Там не пройти вам, а вернее, может, и пройти, но долго слишком. День, два, три… А с юга обходить — нее… Воды там много, болота между домами, отрава в воздухе, задохнетесь. А не задохнетесь — к сроку все одно не поспеете в Храм. На баркасе скорей всего выйдет. Потому идите осторожненько, бандитов только стерегитесь. Сами видали машину ихнюю. Ну что, пора жреца хоронить? А то плохо мне, голову кружит на свету и тошнит, эх! Отвык, отвык от поверхности, почитай, больше сезона наверх не совался.

- Хорошо, — сказала Юна Гало, застегивая ремень с ножнами на поясе. — Давайте похороним Луку.

Из пролома в крыше взвилась большая черная птица, похожая на ворона, но с чересчур длинным клювом, хрипло каркнула и полетела над улицей.

- Чак, — сказал я, выглядывая из-за покосившейся кирпичной стены, — ты знаешь, что такое амнезия?

Карлик задумался, подняв белесые брови, и покачал головой:

- Неа, никогда не слыхал такого диковинного словца.

Я пробирался первым, за мной Юна, замыкал Чак. Мы двигались по краю улицы, стараясь не углубляться в развалины, но и не выходить на свободное пространство. Асфальт густо порос кустами, проехавший недавно броневик оставил в них широкую прореху.

- Амнезия — это потеря памяти, — сказал я, провожая взглядом птицу. — Так вот, у меня амнезия.

- Перепил недавно? — с издевательским сочувствием спросил карлик. — Бывает, я тоже как-то…