Александр Зорич - Полураспад

На медицинском языке это называлось умным словом «ремиссия».

Насколько я понял, о полном излечении от болезни Милна говорить было рановато.

Но в целом визит в Зону оказался для Ильзы очень даже плодотворным. Недаром бедняжка страдала — обмирала от страха в падающем на землю вертолете, пробиралась сквозь аномалии в компании сигома Ивана, да приберет Господь его сигомскую душу, воевала с псевдогигантами…

Да, так вот, насчет Ильзы.

В постели нам — мне и Ильзе — было очень хорошо.

Мы не скучали.

Как жаль, что жизнь состоит не из одной постели!

Увы, вне темы секса наш парный союз я бы оценил на твердую двойку.

Начать с того, что она плохо знала русский. А я плохо знал немецкий.

Но если бы даже мы и знали их, эти великие языки. Зачем язык, когда нет тем? А какие у нас в принципе могли быть темы?

Ильза училась в университете на нейрофизиолога (не теряла надежды понять, откуда берется болезнь Милна, и хотела научиться лечить ее у других — как доктор Севарен, но без артефактов Зоны!). В этом деле я понимал примерно так же хорошо, как в истории древнего Шумера (на которой специализировалась одна из моих прежних, уже позабытых любовей).

Ильза была без ума от лошадей. А у меня при виде лошади тут же портился аппетит (конечно, если бы не эпизод, когда в детстве меня оттаскал за шиворот сбрендивший племенной жеребец, все могло бы сложиться иначе).

Ильза была интеллигентна. Я — нет. Точнее, я был интеллигентен иногда, когда на меня находила охота.

А когда охота проходила, становился грубияном и злобным психом.

Ильза любила оперу. Я считал оперу старомодным кривлянием, а любителей оперы — лицемерами и лжецами.

Ильза мечтала уехать в Африку и помогать африканским детям осваивать азы грамоты. Я же считал, что глупее этой мечты может быть только мечта обойти на карачках земной шар, попутно выкладывая из крышечек «Кока-Колы» надпись «Анархия мать порядка», чтобы тем самым войти в Книгу рекордов Гиннесса.

Конечно, вы скажете, что любовь — она всё побеждает и всё превосходит. И для настоящей любви нет препятствий.

Да что там, я сам все время талдычил про «всепобедительность» друзьям, которые жаловались на проблемы с женским полом…

Но, как видно, любовь у нас с Ильзой была какая-то бракованная. Второго сорта. В общем, когда подошел к концу седьмой день совместного пребывания в пасмурном по осени городе Сочи, я понял, что нашим отношениям с принцессой… ну, что ли, пришел конец.

Кажется, поняла это и принцесса. По крайней мере, когда я провожал ее, дело было в аэропорту — кругом сновали грудастые тетки с заваленными чемоданами тележками, их крикливые чада и чахоточные алкоголики-мужья, — она заплакала, уткнувшись лицом мне в ключицу.

Я, конечно, пробовал ее утешать, шептал ей всякое.

Что, мол, мы скоро увидимся. Что в разлуке крепнет чувство. И всякое такое. Но в глубине души я сам не верил в то, что говорил.

По крайней мере все последовавшие месяцы мы с Ильзой лишь перекидывались ничего не значащими письмами-записочками. Скажем, она мне: «Веселого Рождества!». А я ей: «И тебе не болеть!». В таком вот духе…

Собственно, это была песенка о том, как два одиночества разошлись каждое в свою берлогу.

Вот не люблю я всякие родительские банальности.

И когда мой папа, провинциальный сократ, поправляя очки на переносице, патетически восклицал: «Что вы мне ни говорите, а все же брак должен быть основан на общности духовных интересов!», я всегда хмыкал этак цинично. А чего я, собственно, хмыкал, когда в глубине души я с этим согласен? А хрен его знает чего.

Итак, с принцессой Ильзой у нас не получилось.

Официантке Марише я тоже дал расчет. Сказал, что, мол, хватит. Поиграли — и будет. Мариша расстраивалась недолго. Пару дней она, конечно, пыталась «вернуть меня» слезами и уговорами. Тянула в койку, «чтобы все как раньше». Но вскоре, натолкнувшись на мой упрямый нрав, решила, что есть в жизни темы поперспективней.

В итоге, прихватив подаренное мною бриллиантовое колье, Мариша запаковала вещички и уехала из бара «Лейка» навсегда.

Официантка Черри, ее как бы подруга, как-то призналась: Мариша поехала покорять Москву.

Втемяшилось, мол, дурочке в актрисы пойти. Бог в помощь, Мариша. Авось увижу тебя когда-нибудь в сериале «Моя прекрасная лифтерша» в роли сестры инженю. Или в сериале «Доктор Домов» — медсестрою, безответно влюбленной в очкастого патологоанатома.

Короче, так уж повелось, что несколько месяцев кряду в моей жизни не было ни одной женщины. И вы думаете, я об стену головой бился?

Куда там. Бился я, ага. Я вообще думать о них забыл. Достали, честное слово. Даже Тополь встревожился. Как это так: Комбат — и без бабы?

А мне было хоть бы хны.

Кстати, о Тополе.

Пока я занимался яхтами и принцессами — неплохо звучит, да? — он тоже времени даром не терял.

Начать с того, что он женился на Юлии, бывшей жене одного московского минигарха. И переехал в Первопрестольную. В уютную четырехкомнатную квартирку в элитном доме на станции метро «ВДНХ». Которую, правда, ему приходилось оплачивать. Потому что квартирка была не Юлина, а съемная!

Познакомились они с этой мадам случайно и, подозреваю, по пьяному делу. Уж я Костю знаю! Четыреста грамм вискаря — и Косте нравится всё, что носит юбки, имеет сиськи не менее третьего размера и отзывается на женское имя. Двадцатипятилетняя Юлия отвечала всем этим критериям!

Обычно это я, на правах верного друга, сдерживаю аппетиты Кости и не даю барышням делать далекоидущие выводы из торопливых поцелуев взасос на пожарной лестнице. А тут Костя был один, Костя был беззащитен и вдобавок при деньгах… В общем, они решили жить вместе.

И пошло-поехало…

«Милый, ты одет как чернорабочий! Джинсы, футболка, все небрендовое! Это не айс, милый! Это не айс!» — и Костю вели на шопинг. Вели, как козу на веревке.

«Милый, мне нужна нормальная машина! Мне кажется, ты должен купить мне что-нибудь нормальное!» — мурлыкала Юлия, и Костя неделю обзванивал автосалоны, силясь найти что-нибудь «нормальное».

«Нормальное» оказывалось никаким не «нормальным», а просто даже «обычным», и Костя шел менять «обычное» на другое «обычное», но вдвое дороже. Потому что иначе «не айс».

«Милый, мне кажется, мы должны поехать в Мексику. — Почему в Мексику? — Потому что в Мексике круто! Там, говорят, такие фрукты! — Нет, мне хватает фруктов в Москве! — Просто почему-то хочется в Мексику!». И Костя тащился с Юлией в Акапулько — страдать там от поноса, жары и скуки.

«Милый, мои родители хотят, чтобы мы с тобой поженились по-нормальному. — Как это по-нормальному? — Ну чтобы платья, кольца… белый лимузин… Подумай, пожалуйста! Я тебя очень прошу! Представь себе только, как это круто: снимем теплоход с банкетным залом человек на сто пятьдесят… Гирлянды чтобы везде были цветочные…». И Костя садился размышлять над стоимостью теплохода, белого лимузина, кольца, платья и цветочной гирлянды, а главное своих нервных клеток, которые определенно закончатся, когда в зал набьются те самые сто пятьдесят незнакомых полупьяных дебилов с воплями: «Горько! Горько!». И будут считать: «Раааааз!», «Двааааа!», «Триииии!», «Сто двадцать трииии!». Конечно, у Юлии были и достоинства.