Юрий Бурнусов - Точка падения

— Тем более, — сказал я. Черт, он в самом деле рассуждает совершенно по-человечески… Бывший сталкер? Имеются и такие варианты насчет Изломов… — Ты… ты был членом клана? Какого?

Излом тихонько засмеялся.

— Так я вам и сказал, даже если бы и был…

Он снова легонько сжал кулак. Девочка застонала. Излом напоминал, кто здесь хозяин положения, и был прав. Мы тоже молодцы — на совесть давить начали, выспрашивать черт знает что…

— Ладно, хватит философствовать, — сказал я решительно, глядя на две слезинки, стекающие по грязным щечкам Ирочки. — Быстро говори, что тебе надо.

Излом глубоко вздохнул. Если бы речь шла о человеке, я подумал бы, что он волнуется или стесняется.

— Бабу бы.

Интонация была просительно-скромной, и я с трудом удержался, чтобы не потрясти головой — не ослышался ли. Сомнения развеял Соболь, с удивлением спросивший:

— На хрена тебе баба, угребище?!

— Во-первых, — не теряя достоинства, произнес Излом, — я уже говорил вам, сталкеры: у меня другая физиология. Или не другая. Но вы-то ничего не знаете наверняка. Во-вторых, баба в Зоне — хороший товар. Потому что бабы сюда не ходят. А у вас их много. Я прошу всего одну, только взрослую, потому что эта, — он встряхнул кулаком с Ирочкой, — мне без надобности.

— Чего, и на этой Зоне тоже педофилов опускают по полной?

Соболь злил Излома, а это было неправильно. Но Излом не разозлился и не обиделся, хотя смысл сказанного, несомненно, понял. Видимо, он действительно был когда-то человеком, да и сейчас на сколько-то процентов им оставался.

— Я сказал, что мне нужно. Думаю, сделка разумная. Да, Упырь?

Черт. Эта тварь даже знала мое погоняло! Видимо, изумление отразилось на моем лице, потому что Излом добавил:

— Ты приметный. А я — внимательный. Ты правильно скачал, Упырь, — хватит философствовать. У меня — ребенок, у вас — баба. Один из вас остается тут, другой идет и приводит бабу. Понимаю, что сразу не решите, кого именно отдавать, потому даю полчаса времени. Кто из вас остается?

— Иди, Упырь, — сказал сзади Соболь. — Ты там скорее раз берешься. А я с ним за жизнь перетру пока.

Соболь был прав. Я аккуратненько, чтобы не нервировать Излома, повесил на плечо автомат. Мутант не протестовал, лишь напомнил:

— Ты только не забывай, Упырь: устроишь штурм — ребенок умрет. Я не злой, я просто предупреждаю и беспокоюсь о себе. Как и люди.

— Не будет никакого штурма, — пообещал я, хотя даже не представлял, что буду делать дальше. Конечно, в идеале следовало отдать на потеху Излому маму Ирочки — черта с два меня бы кто из братвы осудил, но все упиралось в пассажиров. Двоих из которых я притом вооружил своими, так сказать, руками.

Я вышел из развалин и пошел к холму, на котором располагалось кладбище. Солнце еще не село, но до сумерек оставалось совсем немного. Поэтому я побежал.

Каково же было мое удивление, когда на холме я никого не обнаружил. Видимо, они всё-таки перебрались в недостроенное здание, чтобы не торчать тут у ворот на потеху, скажем, зомби… А что, разумно. Оценив командирские действия Аспирина, я развернулся и поспешил вниз.

Миновав бульдозер и ветхий вагончик, я поднялся по железобетонному крылечку и вошел внутрь, остановившись на пороге. Они в самом деле оказались там. Помещение, конечно, не ахти — обычная кирпичная коробка, в углу — ржавый сварочный аппарат, пара железных бочек, брошенный кем-то в незапамятные времена молоток, тряпье и строительный мусор, и на куче этого мусора — Аспирин и Пауль со связанными руками. Профессора связывать не стали по причине общей жирной безобидности, но кобура, где раньше помещался «стечкин», была расстегнута и пуста.

— Входите, Константин! — скомандовал знакомый голос. — Входите-входите, иначе я вынуждена буду применить насилие. Поднимите руки!

Проклиная себя за то, что сунулся вот так напролом, а не догадался хотя бы предварительно заглянуть, я сделал пару шагов и послушно поднял руки. Расклад сил был понятен с первого взгляда: против нас троих были вооруженные капитан Заяц, Бернштейн, тощий тип и снайпер Воскобойников. Остальные сгрудились в углу, представляя, видимо, нейтралов. Посередине в жестяном корытце, заляпанном окаменевшим цементом, горел небольшой костер, освещая помещение.

— Что там происходит? — участливым тоном спросила капитан Заяц, направив на меня аспириновский, кажется, автомат.

— Излом. Мы его нашли.

— И где же девочка? Почему вы ее не освободили?

В углу всхлипнула мама Ирочки, и я пожалел, что Излом не забрал ее сразу — обошлись бы без этих никчемных хлопот.

— В заложниках. Излом предлагает нам обмен.

— Какой именно?

— Он вернет ребенка, если мы приведем ему женщину. Любую. Не желаете?

Капитаншу, кажется, это шокировало куда больше, нежели то, что Ирочка находится в заложниках у монстра-мутанта. Впрочем, слово «Излом» для нее ничего особенного и не означало: не видела она ни разу в жизни, что там за дедушка…

— Вы, надеюсь, отказались?

— Нет, я не отказался. Я оставил там своего товарища, а сам вернулся сюда, чтобы решить, как поступить. А теперь объясните мне, что здесь происходит? Восстание на броненосце «Потемкин»? Но там был Эйзенштейн, а не Бернштейн.

— Мы решили, что нам нужно домой, — сказал поименованный Бернштейн с видом оскорбленной невинности. — Мы прекрасно понимаем, что вы — обычные бандиты. И еще неизвестно при этом, кто сбил наш самолет!

Я посмотрел на покрасневшую стюардессу. Со всеми поделилась, дура…

— Из чего мы его, интересно, сбили, чува-ак?! — спросил Аспирин.

— Из пусковой установки, — парировал Бернштейн. — Бывают такие переносные, я видел.

— Не было у них никакой установки! — крикнул испуганным голосом Петраков-Доброголовин. — Я видел! Я же был с ними!

— Вы с ними заодно, — сказала Заяц. — Мы не можем вам доверять, господин профессор, если вы на самом деле профессор, а не самозванец. Вы зачем-то наняли этих людей, они тащат в клетке двоих уродов… Мы разберемся со всеми, когда придем к военным властям.

Твою мать, а хабар-то наш где?! Я быстро оглянулся и успокоился — клетка, по-прежнему укрытая брезентом, стояла рядом с Паулем. Прибор, видимо, по-прежнему работал.

— Не вертитесь, а еще лучше — аккуратно снимите с плеча автомат и положите на пол. И пистолет тоже, — велела капитанша.

— Я не понимаю, что вы вообще предлагаете, — сказал я, рассупониваясь и прикидывая, что получится, если хорошенько поддать ногой корыто с костром. Нет, оно тяжелое, там еще и остатки цемента на дне… Бессмысленно. У них четыре ствола, обязательно словим пулю. Если, конечно, у всех хватит духу выстрелить. Хотя у этой сучки в погонах определенно хватит, да и Бернштейн в достаточной степени козел, чтобы пальнуть.