Дэн Абнетт - Сборник рассказов Галактика в огне

Самиэль схватил обороненный Дниепом обрез. Он кожей чувствовал зеленокожих вокруг себя, зубы, кусающие его ноги, когти царапающие его плечи. Но не было боли, рано, он пока еще не достиг своей цели.

Он выстрелил единственным патроном из своего обреза, целясь в лицо огромного орочьего лидера. С грохотом, похожим на конец света, снаряд автопушки, застрявший в его челюсти, сдетонировал, взорвав звериную голову и ототрвал огромный кусок от его монструозного тела. Он качнулся, словно не осознавая, что мертв, а затем упал.

Зная, что он умер, добившись, чего хотел, с сердцем, разгонявшим настоящее ликование по его венам, Самиэль упал под давящей массой зеленокожих и больше ничего не чувствовал.

— Ты счастливая скотина, — раздался чей-то голос. Он не был с Савлара, акцент отличался. — Способен говорить?

— Частично, — Самиэль удивился, услышав свой собственный голос. Он открыл глаза – никогда еще солнечный свет Джагерсвельда не был так ярок, и ему пришлось прищуриться после такого долгого…

Сна? Бессознательного состояния? Смерти?

Тень перед ним приобрела очертания человека. Морщинистое лицо и серые волосы, одет в Кадианскую униформу. Полковник - Самиэль разглядел шевроны на его плечах.

— Ты не против рассказать мне, что здесь случилось, сынок?

— Столкнулись с небольшим количеством орков, сэр, — Самиэль с трудом мог поверить, что он говорит. Он думал, что уже погибал до этого, дважды… но на этот раз он был уверен, что смерть забрала его. Он был там и ждал ее, и когда она пришла, он посмотрел ей в лицо и отказался уйти без драки.

Он сидел на земле. Позади полковника дымил каркас Дефиксио. Он не смог бы распознать в этой груде металлолома танк, не проведи он последние величайшие моменты внутри него. Корпус окружали обугленные скелеты.

Массивные челюсти и раздавленные черепа орков были повсюду, с парой человеческих черепов, когда-то принадлежащих его товарищам.

— Вы много их забрали с собой. Должно быть ты думаешь, что ты мертв, а?

— Я примерно так и думаю, сэр.

— Как я и сказал, одна счастливая скотина выжила. Топливные баки взорвались и тебя выбросило наружу. Неделя или две с Сестричками в полевом госпитале и ты вернешься в бой. — Полковник оглядел лохмотья униформы Самиэля, и его противогаз, болтающийся на шее.

— Ты с Савлара?

— Да, сэр.

— Украдешь что-нибудь, и мы вздернем тебя.

— Да, сэр.

Самиэль мог только сидеть, он не мог идти – одна нога была настолько повреждена, что даже не чувствовал ее. Пока его грузили на носилки, он мог наблюдать за остальными Кадианцами, расчищающими развалины орочьего лагеря и своего отвоеванного штаба. Орочий тотем был сброшен с крыши командного бункера вниз, а тела были собраны в братские могилы.

Ничего из того, что говорил Карра-Врасс не было правдой. Его друзья (а они без сомнения были его друзьями в последние часы) умерли ничуть не лучшей смертью, чем сотни Кадианцев несколькими днями ранее, или те бедняги, погибшие, когда был разгромлен конвой. Они ничего не достигли – война на Джагерсвельде продолжилась бы и без них. Империум остался практически тем же, даже если бы ни один из них не родился.

Но не это самое главное. Они чувствовали, что достигли чего-то в смерти. Даже Карра-Врасс верил в свои собственные слова, в этом Самиэль был уверен. Они верили, что умирают ради чего-то, им позволили встретиться лицом к лицу со смертью, а не так как она нашла бы их, прячущихся, без предупреждения. Сколько Гвардейцев на Джагерсвельде могли сказать подобное?

Эта галактика была ужасным местом, она пожирала жизни миллионов людей. Но порой была надежда. Порой было что-то из чего можно было извлечь урок, какое-то достоинство, гордость, даже если это было перед самым концом. Это было намного больше, чем то, что приобретает человек в Гвардии, или на Мертвых Лунах, или где-нибудь еще. Самиэль не мог сам это четко понять. Но экипаж Дефиксио выиграл прекрасный и благородный бой с самими собой.

Теперь, разумеется, Самиэль был единственным выжившим уже второй раз, и это будет чудо, если кто-нибудь при взгляде на него не пробормочет, что этот человек потратил удачи, достаточной для ста таких же. Но были и более плохие вещи. Фактически у него было кое-что, чем он мог гордиться – он умер в совокупности уже три раза, и двое из его похорон прошли с чертовски неплохими почестями. Не такой уж и плохой рейтинг.

Кадианцы несли его обратно к своему штабу, через руины орочьего лагеря. Один из носильщиков скользнул по нему взглядом, и должно быть удивился тому, что, хотя у него была покалечена нога и никого из его друзей не осталось в живых, этот сумасшедший Савларский парень просто улыбался.

Кейзер, которого они называют сержантом, хоть я и не вижу на нем знаков различия, приказывает остановиться. Он взбирается на белесый ствол упавшего кипариса и стоит, словно принюхиваясь. Мы ждем, утопая почти по пояс в вонючей жиже.

Сырой воздух забивает мои легкие мокротой, и мне хочется кашлять. Но ближайший ко мне Свежеватель, жилистый детина с угольно-черными глазами и усеянными кольцами ушами, зло поглядел на меня. Будто знает, о чем я думаю. Движением руки Кейзер посылает вперед трех разведчиков. Теперь нас остается тридцать: двадцать два Свежевателя и восемь Джопаллских Контрактников. Я стою в середине колонны. Болотная вода пузырится и хлюпает под ногами, пыльные мухи вьются вокруг меня. Кажется, мы стоим в тишине целую вечность. В моих волосах копошатся пауки. Я чувствую это. Капитан Лорит пытается пролезть вперед, его бело-зеленая форма и высокая белая фуражка выглядят совершенно не к месту.

— Что мы… — начинает говорить он.

Свежеватель по кличке Свин, стоящий слева от капитана, бросается к моему командиру и проводит удушающий захват, закрывая рот офицера грязной ладонью. Капитан пытается вырваться, но Свин только усиливает хватку. Несложно догадаться, откуда появилось прозвище Свина. Рваная форма едва вмещает могучую мускулатуру этого грузного человека. Его лицо исполосовано шрамами, а вместо откушенного носа красуется лишь огрызок плоти.

Свин сжимает еще сильнее, и лицо капитана начинает синеть. Я, как и остальные джопаллийцы, немею от удивления.

Кейзер опускает руку, и Свежеватели снова трогаются в путь. Свин отпускает капитана и с хохотом швыряет его лицом в воду.

— Он напал на меня! Этот человек на меня напал! Арестуйте его! — возмущается капитан, отплевываясь от травы и слизи.

Кейзер не собирается арестовывать Свина. Он бьет капитана по горлу, заставляя его замолчать. Смех Свежевателей — на редкость неприятный звук. Хохот Свина еще более отвратителен.