Сергей Лукьяненко - Линия Грёз

Машина служила им до вечера, пока холмы не сменились плоскогорьем, усыпанным огромными валунами. Кею невольно пришла мысль о леднике, но в камнях не было и следа обточенности, сплошные острые углы и рваные грани. Он заглушил моторы, и тишина обволокла древний джип погребальной пеленой.

– На карте это место названо Злой Землёй, – сказал Артур. – А местные жители предпочитают нецензурное слово.

– Почему? – полюбопытствовал Кей.

– Очень много несчастных случаев с теми, кто здесь бывает. Почти сто процентов. Обострения хронических болезней, неосторожное обращение с оружием, падения со скал. Ещё пять-шесть лет, и местные власти занялись бы этим местом всерьёз. Мы поэтому так спешили.

– А как бы ты назвал Злую Землю?

– Порогом. Не бойся, Кей, у тебя есть ключ. Даже два. Ты сам это знал, иначе не рвался бы за Томми. – Артур выбрался из машины, отошёл за ближайший валун и крикнул: – Но постарайся быть рядом с кем-то из нас, хорошо?

Они оставили джип и пошли на юг по безжизненной пустыне, перебираясь через мелкие валуны и огибая большие. Кей разделил груз продуктов на три части, и мальчишки молча распихали пакеты по карманам курток. На разговор не хватало ни сил, ни желания, и Дач заметил, что стал путать Артура и Томми. Идентичность их тел и одежды подкреплялась пугающим сходством поведения. То ли Томми непроизвольно подстраивался под Артура, то ли, как ни странно это было, наоборот.

Вечером Томми, скатившись с шаткого валуна, оцарапал щёку. Кей почувствовал при этом странное облегчение. Уже темнело, и они остановились на ночлег, расстелив на камнях содранные с кресел джипа чехлы. Полимерный «бархат» почти не пропускал тепло, и Кей мгновенно уснул.

Утром он обнаружил, что подсохшие царапины на щеке украшают обоих мальчишек.

– Отошёл ночью отлить и налетел на камень, – разъяснил Артур.

– Очевидно, перед зеркалом? – только и сказал Кей.

Они поели и продолжили путь. Вёл Артур, дорога была знакома ему так, словно он шёл по ней в сотый раз. Два раза пришлось сворачивать в стороны, чтобы наполнить фляги водой из маленьких холодных ключей.

Кей почти всё время молчал. Первый раз за последний месяц он почувствовал себя бесполезным – ощущение, привычное в конце работы, но неожиданно ставшее до боли резким.

– Дач, а твой корабль и вправду был разумным? – спросил его Томми на одном из коротких привалов.

– Я программировал псевдосвободу поведения.

– И что это значит?

– Он старался выглядеть личностью. Любой священник или программист докажет тебе, что это не имеет никакого отношения к разуму. Просто неотличимая имитация.

– И какая тогда разница?

– Да никакой…

На маленькую ровную площадку между скал они вышли к вечеру, когда начало темнеть. Артур остановился и глянул на Кея с лёгкой иронией, которую тот видел в его взгляде лишь на Терре.

– Стоит здесь заночевать, Дач?

Кей смотрел на камни под ногами. Они были чуть темнее, чем следовало, и казались обкатанными водой, или ветром… или огнём.

– Не стоит, я думаю. Одиночные корветы имели очень грязный движок. Спорю, что камень фонит.

– Понял, – констатировал Артур.

– Кертис садился здесь, – продолжал Кей. – Он выбирал именно такие ничейные планеты, где не было риска напороться на врага. С компьютерами он всегда был на «ты», и его бортовой журнал не вызывал претензий. Вольные охотники не признавали приказов и ни перед кем толком не отчитывались – очень удобно.

– Прекрати.

Дач продолжал разглядывать оплавленные камни.

– Плазменная торпеда – чтобы всадить её во вражеский транспорт, два нейтринника – отбиться от истребителей, три грамма антигелия в магнитной ловушке – вывалить на чужую планету. Очень удачные корабли, они оказались полезнее линкоров. Тысячи кораблей, тысячи пилотов, среди них было немало трусов. Не комплексуй, Арти.

– Что он хочет сказать? – Томми взял Артура за руку. Они стояли перед Кеем, словно отражения в невидимом зеркале.

– Что отец – трус.

– Артур, Кертис Ван Кертис – не твой отец. Это ты сам, лишь проживший другую жизнь. Тогда Ван Кертису было лишь девятнадцать лет. У него не было аТана, денег и власти. А он не хотел умирать.

Артур криво улыбнулся. Не по-детски. И сказал:

– Наверное, ты хочешь. Пойдёмте дальше, там роща у реки.

Река была тихой, не похожей на горную, с заросшими колючим кустарником берегами. Обещанная роща оказалась десятком деревьев – приземистых, усыпанных сочными оранжевыми стручками.

– Отрава, – сообщил Артур. – А колючки можно есть, но они невкусные.

Из обломанных сухих веток Кей развёл костёр. Они поужинали мясом и чёрствыми лепёшками, посыпанными горьковатой пряностью. Томми почти сразу уснул, не задавая вопросов, не интересуясь завтрашним днём, и Дач мимолётно подумал, что мальчик начал свою собственную игру.

– У нас был уговор, – сказал он Артуру.

Кертис-младший смотрел на него сквозь пламя костра.

– Ты и впрямь хочешь меня убить?

– Если не будет иного выхода. Я хочу правды.

– До утра подождёшь?

– А зачем?

– Ночью даже у слов другой цвет.

– Меньше надо ими играть.

– Расскажи мне сказку, Кей. Напоследок.

Дач кинул на землю чехол, лёг на тонкую ткань. Небо Грааля плыло над ним – холодный сверкающий полог. Артур пристроился рядом.

– Давным-давно, – сказал Кей, – мальчик, который боялся умереть, нашёл Бога. Бог был очень стар, и ему было очень скучно. Когда-то он создал мир, и в этом мире Богу не стало места. Он спросил мальчика, чего тот хочет, и мальчик ответил. Он хотел быть хозяином жизни и смерти.

– Я знаю эту сказку, – сказал Артур. – В ней нет ничего интересного.

– Самое смешное, – продолжал Кей, – что мальчик не верил в Бога. Он верил только в машины, которые были ему послушны. И поэтому его Бог был машиной, и даже жизнь и смерть, отданные ему во власть, оказались машинами.

– А почему Бог сделал этот подарок?

– Потому что бесконечная власть и знание не оставляют места желаниям. И желания мальчика стали желаниями Бога. Он ушёл с кремниевыми скрижалями, на которых были чертежи жизни и схемы смерти. Он постарел, прежде чем воплотил их в железо… Спи, Артур. Я подожду до утра.

– С чего вдруг?

– С того, что у этой ночи есть свой цвет и я хочу его запомнить. Завтра один из нас умрёт, верно?

– Да, – согласился Артур.

– Обидно. Я успел к тебе привязаться.

– Взаимно. Лучше уходи, Кей. Возьми Томми и уходите.

– Я за тебя в ответе.

Каль даже не стала садиться возле брошенного джипа. Флаер описал круг, поливая машину конусом прожекторного света, потом взмыл в небо.

– Я иду, – сообщила Изабелла. – Неужели ты думал уйти, а?

В кабине флаера нестерпимо воняло сортиром. Уже сутки Каль не утруждала себя посадкой для санитарных нужд, и это казалось ей вполне естественным.