Борис Сапожников - Звезда и шпага

— Вы, товарищ командарм, — нарочито спокойным тоном урезонил его Омелин, — не кричите, шинель снимите и присаживайтесь с нами за стол.

— Будь сделано, товарищ комиссар, — несколько пристыжено ответил Забелин. Он скинул шинель рядом с головской, сверху бросил папаху и пятернёй вытер усы и чуб, после чего вполне чинно присел напротив Омелина с Кутасовым, но подальше от Голова. — Разрешите спросить, из-за чего вы вызвали меня?

— В нашем тылу, товарищ Забелин, — ответил ему Кутасов, — а также на пути прохождения армии действуют несколько разведдиверсионных групп противника, переодетых в нашу форму. Ваша задача: силами казачьей и рабочей кавалерии найти их и уничтожить. Использовать преимущественно драгун, им на таких операциях опыта набираться надо.

— Рабочая кавалерия сильно уступает вражеской… — начал было Забелин.

— Эту песню я и без твоего голоса знаю, — оборвал его Кутасов. — Против нас действуют, скорее всего, каратели, а они не столь хороши, как остальная армия Бракенгейма. С ними рабочие драгуны должны справиться, обязаны, ясно?

— А как нам отличать своих от чужих в таком случае? — задал вполне резонный вопрос Забелин.

— Будете носить нарукавные повязки, — ответил Кутасов, — и менять их ежедневно. Над чередованием сам подумай и составь схему, чтобы только свои знали.

— Будь сделано, — кивнул Забелин, поражаясь простоте подсказанного решения. — Разрешите приступать?

— Ступайте, товарищ командарм, — сказал ему Кутасов.

А когда тот подскочил, как на пружине, его вновь осадил Омелин:

— Только лично участвовать в операции и не думайте, товарищ командарм. Вам своей жизнью рисковать нельзя.

Забелин разом помрачнел и уже медленней добрался до лавки, первым делом надел папаху, отдал честь, после чего накинул шинель и вышел из избы.

— Вот ведь пан Володыёвский, — усмехнулся Омелин, но тут же опомнился и добавил: — Был такой в Барской конфедерации лихой лях, враг царицы Катерины.

— Ты только его так невзначай не назови, — скривил губы в саркастической улыбке Кутасов, — а то казак обидеться может и шашкой как рубанёт тебя. До седла!

Первые результаты операции Забелина проявились на следующий день. На марше ко Ржеву, Омелин с Кутасовым гарцевали в середине растянувшейся длинной змеёй армейской колонны, к ним подъехал Забелин, как всегда скакавший где-то в авангарде.

— Уничтожены две команды сукиных детей, — доложил он, отдавая честь и, как и всегда Омелин поразил, как командарм себе не разбивает лицо нагайкой, висящей в петле на правом запястье. — Одна пешая — жгла деревню в трёх верстах по ходу армии. Вторая наоборот конная, по нашим тылам шлялась.

— Пленных взяли? — спросил Кутасов.

— Никак нет, — покачал головой Забелин. — Конники, докладывают, как звери дрались, до последнего погибли с оружием в руках. А вот с пехотной командой неувязка вышла. Некоторые мушкеты побросали, капитан Глазьин оставил при них троих драгун для караула, а с остальной ротой отправился преследовать удирающего врага. Разъярённые действиями переодетых карателей крестьяне в это время отбили у караула пленных и в толчки загнали в пылающую избу. Драгуны ничего предпринять не могли. Не стрелять же в крестьян, в самом деле?

— Стрелять в сельский пролетариат, конечно, нельзя было, — кивнул ему Омелин. — Скверно, конечно, но стоять на пути народного гнева неблагодарное дело. Что доказывает пример нашего врага.

— Объяви благодарность капитану Глазьину, — поддержал его Кутасов, — и второму, что конников перебил.

— Некому объявлять, — мрачно сказал Забелин и добавил: — В смысле, капитан Глазьин жив, а вот старший лейтенант Караблёв погиб в схватке с врагом, вернее, умер от ран через полчаса после боя.

— Наградите его посмертно орденом Красной Звезды, товарищ командующий, — сказал Омелин. — Он достоин высокой награды, раз жизни своей не пожалел ради нашего общего дела и даже, будучи при смерти, командовал эскадроном.

— Обязательно наградим, — кивнул Кутасов. — Он послужит славным примером для всей рабочей кавалерии.

Пели на марше солдаты, шагали широко, твёрдо, только снег скрипел под сапогами да башмаками.

Это уже надрывает глотки кавалерия. Кутасов поглядел на них, и подумал, что поют драгуны куда лучше, чем сражаются.

Это диссонансом звучали среди революционных песен песни казачьи. Кутасову сразу вспомнился кинофильм «Чапаев», который он смотрел в кинематографе года за два до отправки в прошлое. Теперь это время вспоминалось бывшему комбригу, а теперь главнокомандующему всей пугачёвской армией, казалась чем-то вроде сладкого сна. Где они теперь эти кинематографы, где автомобили с электрическими трамваями, то же метро имени Кагановича? Как будто и не было ничего этого, а только грязь, кровь, война, нетопленные избы с забитыми крестьянами, боязливо косящимися на «большого пугачёвского командира». Они боялись и пугачёвцев, и добровольцев, и регулярные войска, и один Бог ведает чего ещё. На самом деле, представлялось Кутасову, русский мужик за те двести лет, что прошли с сего века до столетия двадцатого, почти не изменился. Ещё будучи помкомполка, Кутасов под началом командарма Тухачевского участвовал в подавлении Антоновского мятежа и насмотрелся на Тамбовской губернии. Те же тяжкие взгляды, заросшие бородами по самые глаза лица и топоры, заткнутые за пояса. И непонятно, против кого они их в ход пустят — антоновца череп под стальным обухом затрещит или же солдатский. Ведь не раз, не два видал он раскроенные теми топорами головы.

В этот раз, конечно, мужичьё на их стороне, слишком уж измордовали их сволочные помещики, однако они любую власть склонны принимать, что называется, в штыки. А в случае победы, Пугачёв станет именно этой властью, будут и хлебные налоги, а, скорее всего, даже продразвёрстка, будут рекрутские наборы, до всеобщего призыва Россия ещё не дожила, будет много всего, что делает власть столь ненавистной народу. Мужикам ведь не объяснишь, что тяжёлые времена требуют мер чрезвычайных, а значит, новая Тамбовская Вандея не за горами. Хотя рано он задумался о будущем, до него ведь дожить ещё надо.

— Да уж, вот так местечко для решающей баталии, — изрёк Кутасов, оглядывая в очередной раз в бинокль поле грядущего боя с крыши провиантской фуры. — Хуже не придумаешь.

— Вы б слезли с фуры, товарищ командующий, — обратился к нему комбриг Кондратий Балабуха. — Мы по вашему приказу вагенбурги строим, а фура эта тут ни к селу, ни к городу.