Владимир Михайлов - Королевы Маргины

– Да. Только ты тут при чем?

– При том, что у меня эти способности развиты не хуже. И когда мне понадобится выйти на волю – мне даже коврик расстелят.

– Ты это серьезно?

– Более чем. Так что не трать времени: считай, что ты привлек меня к этой работе, и вводи в курс дальше.

– Ну, я предполагал так: вся работа – изобразить твою сестричку в судебном заседании. Признать свою вину – то есть ее вину, конечно, и выслушать приговор. Ну, может быть, сыграть там истерику, или же наоборот – показать, что ты не можешь сопротивляться сознанию собственной вины и принимаешь приговор как заслуженное воздаяние…

– Сыграть все можно. А дальше? Смысл?

– Смысл в том, что как только выяснится, что ты – она – схвачена, сразу всплывет из небытия человек по имени Штель.

– То есть настоящий убийца.

– Ну да. Но для нас он важен тем, что знает все, что нужно, чтобы вернуть компании те деньги, что покойный Нагор успел куда-то перепрятать. И мы должны всю эту информацию от него получить. И получим, как только он окажется в наших руках. Но он не вылезет на свет, пока не убедится в том, что обвиненная в убийстве женщина не только схвачена, но уже и осуждена. То есть пока не сочтет себя в безопасности.

– Слушай, а что ты так заботишься о чьих-то деньгах? Тебе они не достанутся, верно?

– Не для себя. Но об этом сейчас не будем.

– Я вот чего не понимаю: если Нагор убит – почему же фирма не хочет сдать властям Зору? Ее там так любят? Почему нужно подменить ее?

– Потому что она для фирмы – страховка. У нее тоже – сто процентов вероятности – находится все та же информация, ключи к деньгам. И если по какой-то причине со Штелем сорвется – придется вытаскивать это из нее. Если сдать ее властям, то этот источник мы для себя закроем. Это было бы неразумно.

– Ну а что же было бы – не со мной, а с другой женщиной, попади она туда? А если ее сразу после приговора захотят казнить?

– Невозможно. Потому что приговор – любой – был бы еще обжалован, ее защищали бы хорошие адвокаты, – а мы свою операцию провели бы за считаные дни. И как только получили бы свое – немедленно освободили бы ее.

– Рогнед, я сомневаюсь.

– В чем, Сана?

– В том, что еще хочу любви с тобой.

– Это еще почему? Сана…

– Ты слишком жесток.

– Не с тобой же!

– И со мной. Но ты не понимаешь. Боюсь, и не поймешь.

– Ну так объясни, снизойди до моей непроходимой тупости.

– Если ты любишь меня… Молчи, я ведь сказала «если». То тем самым ты любишь всех женщин – то есть, конечно, тех, кто заслуживает этого имени, а не каждую, у кого щелка сам знаешь где. Всех, а я для тебя – соединение и олицетворение их всех. Такая любовь, кстати, способна нейтрализовать ваш блошиный инстинкт – прыгать с тела на тело. Потому что, обладая мною, ты уже обладаешь всеми, кто того заслуживает. Ну вот. А ты готов с легкой душой обречь на беды, даже на смерть кого попало, любую женщину, о которой точно знаешь, что она ни в чем не виновата. Как же я могу после этого…

– С чего ты взяла, что «с легкой душой»? – проворчал Рогнед.

– Да потому хотя бы, что тяжелой души у тебя и не бывает. Ты легкий человек. И скажу тебе вот что: подумай, Рогнед, и, может быть, постарайся меня разлюбить – пока я тебя окончательно не закогтила. Не хихикай, я серьезно и так откровенно, как никогда еще не говорила. Постарайся из самосохранения. Потому что когда все пойдет всерьез, я стану тебя воспитывать, чтобы сделать таким, какой мне нужен. И тебе придется тяжело. Даже очень. Но тогда ты от меня уже не ускользнешь. Сейчас еще, может быть, сумеешь.

– Запросто, – сказал Рогнед. – Ты, Сана, не очень-то себя переоценивай. Ты меня еще не взнуздала. Это тебе так кажется. Итак: ты все же хочешь идти на риск назло рассудку? Хотя, твою безопасность я в любом случае гарантирую.

– Да, хочу, – вызывающе ответила она. – Тем более что любви нашей пришел конец…

– Постой, постой. Почему – конец? Я еще ничего такого не сказал, тут еще подумать надо. Дело не шуточное. Я только сказал, что могу от тебя освободиться, я ведь не говорил, что хочу этого!

– Разве? Странно, а мне показалось…

– Да глупости.

– Ну, в таком случае… Что там за шум?

– Сейчас узнаем. – Мастер нажал кнопку звонка. И через полминуты показавшегося в дверях соратника спросил:

– Что у вас там за кавардак?

Спрошенный усмехнулся:

– Этот… павлин – ну, который с этой там был, ну вот с этой…

– Узий, что за манеры! «С этой»! С уважаемой Саной, вот как следует говорить. Так что там?

– Уважаемая Сана, извиняюсь. Сорвалось с языка. Вот, значит, этот павлин прибыл, так аккуратненько справился с замком, вошел. Очень удивился, увидев нас. И настолько растерялся, что вместо того, чтобы мирно слинять, полез на нас с кулачками – в одном держа что-то вроде зубочистки…

– Нет, это стреляющий карандашик – он всегда носит с собой полдюжины таких, – пояснила Сана.

– Ну да, в этом роде. Но уже не носит. И не будет.

– Узий, я надеюсь, вы воздержались от нанесения повреждений, несовместимых с жизнью? Это, пожалуй, было бы уж слишком.

– Дышать он дышит, но…

– Хорошо. Доставьте его сюда, пусть отлежится до утра. И смотрите, чтобы не слинял. Утром он нам понадобится. Выполнит работу, потом его отпустим.

– А когда вы собираетесь сдавать меня властям? – спросила Сана.

– Ну… – несколько смутился мастер, – расчет был на этот вечер, мы и специалиста пригласили, чтобы тебя немножко подработать, до полного сходства – самую малость. Однако же… Я тут подумал и решил, что и завтра будет не поздно. Да и сходство с нею у тебя неимоверное. Переночуешь здесь…

– Смотри! Я тебя предупреждала.

– Помню. Согласен. На все согласен!

– Ну, мы поедем, пожалуй, – сказал Узий, несколько смутившись и отводя глаза в сторону. – Ужинать-то будем?

– Поужинаете сами. Нам тут еще с Саной о многом переговорить надо.

Узий скрылся за дверью, а Сана спросила:

– Разве мы не обо всем уже переговорили?

– Ну, не словами же будем! – ответил Рогнед.

Узий и его напарник вернулись минут через сорок. Узий направился к мастеру, чтобы доложить: все в порядке, пострадавший будет спать до утра, обстановку ему объяснили, согласие получено, просит недорого. Перед затворенной дверью остановился. Нажал на ручку. Тщетно. Постоял еще, прислушиваясь. Покачал головой, ухмыльнулся. Вернулся к сотоварищу.

– Отчитался?

– Отложил до завтра.

– А что там?

– Ну, что? Дело молодое.

– Как это она его – не успели оглянуться, а он уже на поводке, и хвостиком виляет. Это мастер-то! Знал бы – ни за что не стал останавливаться.

– Если насчет хвостика – вряд ли он сейчас виляет: не тот сейчас хвостик. А вообще… Ничего, она вроде бы девица толковая. Войдет в команду.