Дин Кунц - Симфония тьмы

Гил с затуманенными от слез глазами повернулся к Скамье и увидел, что судьи тоже ошеломлены. Гендель колотил кулаками по борту Скамьи, колотил и колотил, пока они, наверное, не покрылись синяками и ссадинами, колотил от радости, а не для того, чтобы призвать к порядку. Живые молотки стучали вместе, не чувствуя собственной боли, и гулкие удары перекрывали даже буйство толпы.

В тот момент, когда Гил полностью уверился, что звуковая конфигурация Большого зала сейчас не выдержит, разрушится и исчезнет, обратившись в ничто, Рози повернулся к аудитории и поклонился. Восторженные крики зазвучали с удвоенной силой, утроенной, учетверенной, когда десять тысяч пар легких напряглись, разрывая себя на части. Звуки рушились на Гила, пока не стало больно ушам. И тем не менее вопли продолжались и будут продолжаться до тех пор, пока легкие не вспыхнут огнем и начнут лопаться гортани. Да, Рози был Композитором! Одним из величайших за все времена, если судить по сыгранной вещи. И он был одним из них!

Со временем неистовство угасло.

Рози получил Медальон композитора, который мог изменить вибрации любого механизма и любого входа, обеспечивая хозяину доступ куда угодно и возможность использовать что угодно. Медальон не просто открывал замки — он полностью растворял двери на то время, пока человек пройдет, настраивал машины в тон со своими схемами, и они начинали работать для композитора так, будто были продолжением его рук. В обмен композитор должен был лишь делиться с людьми произведениями своего таланта.

В конце, когда все требуемые ситуацией ритуалы были завершены, судья спросил, есть ли у Рози какие-либо просьбы теперь, когда он уже освобожден от испытаний и Столпа Последнего Звука.

И тут разорвалась новая бомба…

Рози попросил, чтобы его сестре позволили пройти испытания на арене с целью получения статуса.

Это было совершенно абсурдное пожелание. Женщины — это леди. Женщины никогда не бывают музыкантами. Такое требование было небывалым и невозможным, не имеющим себе места в их упорядоченном обществе. Все равно что предложить людям двадцатого века выбрать своим президентом дельфина потому лишь, что наука доказала наличие у дельфинов разума. Владислович, Отец Мира, видел назначение женщин лишь в деторождении — и ни в чем больше. Он сказал с абсолютной ясностью, что задача женщин — вынашивать детей, что именно они поддерживают существование вида и бессмертие имени самого Владисловича, но никогда не должны получать статус. Никогда. Статус — это знак мужчины, и потому женщина со статусом разрушит самые основы порядка вещей.

И все же, хоть требование казалось абсурдным, такой была и сама ситуация. Музыканты получили своего первого за два столетия композитора. История рассказывает о блеске и славе века, когда жил последний композитор, о величии общества, которое он вдохновлял в течение всей своей жизни. Появление композитора действует на общество как необъяснимый катализатор, возбудитель, переворачивает социум, пока он не расцветет пышно и многокрасочно. Не нашлось бы в Большом зале ни одной души, которая не стремилась бы к такой Золотой эре. Следовательно, Рози был сейчас для всех присутствующих почти что Богом. Да, собственно, после смерти он со временем будет канонизирован, а потом, по прошествии долгих лет, перейдет от святости к божественности. Завтра, возможно, они будут в этом не столь уверены, но сегодня счастье било в них ключом — и они согласились на его просьбу.

А кроме того, какая женщина сумеет выжить на арене? У нее нет практически никаких шансов на успех. Стало быть, потом не возникнет никаких проблем. Так ведь?

Толпа, весело переговариваясь, снова занимала свои места. Гил тоже опустился в кресло, и тут на трибуну поднялся Рози и сел рядом с ним.

— А я и не знал, что у тебя есть сестра, — сказал Гил, стараясь подавить в себе благоговение и говорить с Рози по-дружески, как прежде, до того, как тому вручили Медальон.

— О да, Гил. Сестра. — Рози широко улыбнулся. — Подожди, увидишь. Да вот она идет — Тиша! [14] Т и ш а — уменьшительно — ласкательная форма женского имени Letitia, которое по-русски традиционно передается как Летиция, но по-английски произносится Летишья или Летиша.

Гил прищурился, пытаясь разглядеть девушку на другом конце обширной арены. Ее учитель шел слева и чуть сзади, немного покачиваясь на ходу. Это был седовласый Франц! Мягкое лицо, спокойные манеры и гордая осанка сказали Гилу, что это действительно тот старик, который учил его играть на гитаре, который так терпеливо сносил его неуклюжесть (в отличие от Фредерика) и который показал ему, что на самом деле он все-таки обладает музыкальными талантами, пусть и минимальными.

Гил подавил желание помахать рукой и снова перевел взгляд на девушку. С трудом сглотнул комок в горле и ощутил, как, подобно пойманному зверьку, прыгнуло его адамово яблоко. А кого он ожидал увидеть — горбунью, такую же, как Рози? Изуродованную мутантку, еще одну ошибку камеры генного жонглирования? От красоты девушки у него перехватило дух, а горло, и без того воспаленное, полыхнуло огнем и непривычным стремлением, которому он не мог найти имя.

«Она великолепна», — подумал Гил.

Рози улыбнулся.

Прекрасная девушка. Пять футов три дюйма ростом, тоненькая, но возбуждающая благоговейное восхищение. Она была одета в винно-красное гимнастическое трико и легкие тапочки ему в тон. Трико плотно — даже слишком плотно — облегало нежные контуры ее тела. Ошеломляюще длинные ноги, прямо-таки поразительно длинные для такой невысокой девушки, бедра безупречной ширины, тоненькая — пальцами двух рук можно обхватить — талия, крепкая высокая грудь и шея, словно вырезанный и отполированный искусными руками изгиб ореховой древесины. Лицо ее, изысканное, как нежнейшая китайская вышивка, обрамляли волны черных волос, а глаза были зелено-голубого цвета, какого они встречаются только у кошек. Даже через всю арену Гил заметил, что лицо это лучится обаянием, от которого у него заплясали нервы. Да уж, генные инженеры проявили искреннее раскаяние за прошлые ошибки, когда создавали эту ошеломительную девушку… женщину…

— Она… она…

— Да, она есть она! — Рози коротко рассмеялся.

И вот они дошли до Скамьи, остановились и замерли. Тиша плотно сдвинула пятки, прогнула спину, очень смело и очень красиво, а старый Франц стоял чуть ссутулившись, с видом усталым, но тем не менее боевым. Отзвучала литания, и толпа в коллективном вздохе втянула в себя, наверное, половину воздуха в помещении, когда Франц объявил, что он, будучи учителем девушки и гордясь тем, чего она достигла под его руководством, рекомендует ее для Первого Класса. Просьба Рози и без того была достаточно дерзкой, но рекомендовать Первый Класс — это совсем уже выходило за рамки приличия.