Владимир Чистяков - Несносная Херктерент

— Я думаю, да.

— Я не знала, — снова вспомнились нераспечатанные письма. Как-то неприятно стало. Софи взглянула на Хейс. Ей тоже разговор не слишком-то нравится. Стоп! Есть же куда более приятная тема, — Сама-то ты как? Поступила?

— Да. Куда собиралась.

— Поздравляю! Кого-нибудь видишь?

— Да. Поступили почти все. Кое-кто даже на один факультет со мной.

— Кто же?

Хейс усмехнулась.

— Ленн.

— Никогда бы не подумала.

— Я тоже удивилась.

— У тебя же статьи были, ты с институтами вела переписку. А она…

— Она, оказывается, тоже. Статьи зачастую были в тех же номерах, что у меня. Даже полемика своеобразная шла.

— Я же читала, хотя честно признаю, понимала не все. Но Ленн-то там не было.

— Была, — усмехается Хейс, — У неё имен поменьше, чем у тебя, но тоже хватает. Статьи подписывала одним из тех, каким в обычной жизни никогда не пользовалась. Недавно Ленн с одной аристократкой из Великого Дома первого ранга поссорилась. Чуть до крови не дошло.

— Ленн ссорится с аристократией… Что-то изменилось в этом мире.

— Возможно. Они из-за Марины поссорились.

— О как! Давай-ка подробнее!

— Просто та девушка была на балу, где всё и случилось. И она стала утверждать, что много раз видела Марину, так что уверена — она юная наркоманка со стажем. Тут-то Ленн за меч и схватилась, а та — за свой. Ленн кричала, что за гнусную клевету на Дом Еггтов убить мало. Это мне передали. А как они напару кружили друг против друга, словно рассерженные кошки, сама видела. Шипели они, пожалуй, получше настоящих кошек, а если учесть, что дело было после посвящения в студенты, то все были при полном параде. Ленн была со школьным, и тем самым родовым мечом. У той тоже было два меча. И обе были настроены очень серьезно. Первой кровью не обошлось бы.

— А как ту девушку… звали?

Хейс называет имя. Софи чуть не выругалась в лучших традициях старшего брата. Имя знакомо. Более чем и весьма давно. Одна из тех, что почти всё лето расточала комплименты Софи. Подговаривала на связь с принцем. Казалась такой милой и приятной. Софи почти верила в её искренность. Почти, ибо с раннего детства знает- искренность живет где-то далеко от Кэретты и её окружения. В очередной раз ошиблась.

Хотя Марина про неё да и прочих старо-новых и сказала «У нас змея на гербе, у них- в сердце»

— И как? — почти с испугом спросила Софи.

— Еле растащили. Кое-кому пришлось наставить на них пистолеты. Я только тогда поняла, насколько Ленн смелая.

— В жизни бы не подумала, что ты её похвалишь.

Хейс усмехнулась. Безо всякого веселья.

— Ты можешь вспомнить хоть один пример её трусости?

Софи призадумалась. Она бы назвала Ленн неприятной, двуличной, злобной… Но трусливой…

— Нет… Я не помню ничего такого. Нежелание ссориться с детьми могущественных людей можно назвать инстинктом самосохранения, но не трусостью.

— Я тоже не помню ничего, кроме переразвитого инстинкта самосохранения. Тогда Ленн показала именно смелость в чистом виде. Та девушка… Не знаю, известно ли тебе, но она имеет на мече уже два герба.

— О как! И неужели Ленн этого не знала?

— Думаю, знала. И всё равно поступила так.

— Никогда не думала, что ты станешь хвалить Ленн.

— Я просто стараюсь быть объективной. В этом мире нет ничего неизменного.

Хейс склоняется над столом, так, чтобы смотреть прямо в глаза Софи.

— Не знаю, знаешь ли ты. Но тогда… зимой я искалечила Ленн. У неё теперь очень плохо гнётся правая рука… А фехтовала она и раньше не блестяще…

— И вызвала человека с двумя гербами, — задумчиво заканчивает Софи, — Либо и в самом деле, отчаянная смелость, либо циничный расчет — их ведь растащили.

— Мне кажется, я умею отличать истинную смелость от показной. Хотя… Не знаю, последнее время я всё вокруг вижу в черном свете. У Ленн переразвитое желание считать себя аристократкой, но клевета на Великие Дом- оскорбление, смываемое только кровью.

— А ты знаешь — я вспомнила кое-что. Тьенды хотя и Великий Дом второго разряда, но Дом очень древний. Тьенды — вассалы Дома Еггтов со времен Дины III. Оставить без ответа клевету на Еггта — нанести несмываемый позор на честь своего Дома. Ленн ещё верит в благородство. Пусть и в благородство только среди избранных.

— Та девушка угрожала, что Ленн навлечет на себя гнев Дома Еггтов.

Софи расхохоталась с истерическими нотками.

— Гнев Дома… Размечталась. Вздумала за Еггта решать. После сказанного о Марине… Пусть только на глаза мне попадется- узнает, что такое Гнев Дома на самом деле. Как же ничтожества любят упиваться собственной значимостью! НЕ-НА-ВИ-ЖУ! Ложных друзей, притворные восторги! И ложь, бесконечную ложь вокруг! Она же мне уже после писала! Сочувствие выражала! Сука!

Хейс коснулась руки Софи.

— Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но не надо озлобляться сверх меры. Вспомни достойных людей, Марину, Эриду, Сордара, даже Ленн и Динкерт. Не стоит озлобляться на мир из-за нескольких мудаков. Просто не надо вдаваться в крайности — носить розовые очки, или в каждом встречном видеть врага. Вспомни, как все кричали, когда ты с вышки прыгала. Вспомни, что творилось, когда ты была в небе — ведь все были рады за тебя, и завидовали самой белой завистью.

Вспомни всё это.

— Я всё помню, Хейс.

Помолчали немного.

— Я довольно долго считала родителей чуть ли не своими личными врагами.

Софи промолчала. Сказать что-нибудь хорошее про Кэретту, да и Саргона она сейчас не в состоянии.

— Знаешь, я недавно получила от родителей письмо. Впервые за столько лет.

— И как же оно тебя нашло?

— Было послано на адрес школы, дальше — дело техники. Писали довольно банальные вещи, что все давным-давно меня простили, что любят меня. Всё довольно банально. Там ещё принято, что дочка уходит из семьи. Звали в гости. Сестрица в город уехала, замуж собирается.

— Так ей же… — Софи помнит, что у Хейс вроде бы трое сестёр, и она старшая.

— Всё правильно, шестнадцать, на селе рано женятся. Пишут, что мое фото из журнала вырезали, и на стенку повесели. Они поздновато, но всё-таки поняли — у каждого свой в жизни путь. Надо только помочь найти этот путь. Они — не смогли, я сама отыскала.

— Знаешь, я чуть-чуть испытала на себе пресловутую «звездность». Сама знаешь, Столичный университет не то место, куда попадают только благодаря знаниям. Богатенькие студенты-бездельники столь же неотъемлемая часть университета, как и башенные часы. Пока сдавала экзамены, вокруг крутились молодые люди из хороших семей, — иронию в голосе Хейс только глухой бы не услышал. — Пытались завести знакомство поближе. Приглашали, кто к себе, кто в ресторан. Похоже, у богатеньких бездельников ведётся своеобразная игра — кто затащит в постель больше молоденьких провинциалок. А первая «Сордаровка»- что-то вроде главного приза.