Андрей Марченко - Литерный эшелон

Здесь было много пыли, песка.

И Астлею казалось: вот дорога сделает новый поворот, и покажется дворец какого-то шахиншаха, в комнатах которого висит пряный аромат. В гареме которого сотни жен, и некоторые так и умирают девственницами, поскольку до них не успевает дойти черед…

Дорога петляла среди холмов, кучи камней…

Астлей был здесь впервые, посему все становилось ему интересным, в диковинку.

Неделю назад крейсер «Уриил» доставил его в Карачи, после чего ушел куда-то на запад, кажется к Суэцу и далее – может быть в Англию и в Портленд.

Совсем иная дорога ждала Джерри Астлея.

Изрядно запыленный и чертовски уставший он появился в кабульской дипломатической миссии. Представился.

Глава английской миссии к новичку отнесся безразлично: сюда то и дело кто-то прибывал, после или уезжал, или умирал.

Более его заинтересовали ящики, которые стали сгружать с телег. Астлей хлопотал рядом, оберегая их от ударов.

– Что там у вас? Склянки? Вы привезли вино?..

– Нет. Это радиостанция. А я радист…

Начальник пожал плечами:

– И зачем оно нам?.. У нас уже есть телеграф.

Астлей улыбнулся и ответно пожал плечами. Ответил крайне неопределенно:

– Радио – это здорово!

В миссии уже имелся телеграф для связи с миром. Периодически линия оказывалась поврежденной – местные племена частенько рубили телеграфные столбы на дрова. Но связь скорее устраивала.

– Впрочем, разгружайтесь… Попробуем и его как-то использовать.

В подвале дома градоначальника за толстой дубовой дверью дремала зима. Глыбы льда, выпиленные в самые лютые февральские холода теперь, пуская слезу, таяли.

В иные дни на льду первая дама города, в простонародье именуемая тетей Варей ставила остужаться молоко, клала на лед свежее мясо, для приятности употребления обкладывала бутылки с самогоном.

Однако, совсем недавно муж изгнал из подвала все ее хозяйство, оставив, впрочем, самогонку. На дверь повесил новый замок и с ключами не расставался ни днем, ни ночью.

Но вот настал день, и дверь открылась.

Из подвала ударило сыростью и в то же время холодом. Грабе почти рефлекторно поднял воротник, вспомнил Чукотку.

– Прошу сюда, господа! – пригласил хозяин, пропуская вперед Грабе и Пахома. – Вот он, голубчик.

На столе, обложенный льдом лежал убитый инопланетянин.

Грабе подумал, что последнее слово градоначальника вполне характеризует убитого: цвета он был именно голубого. Грабе видал покойников и не с таким колером кожи, однако было ясно – это существо с человеком и рядом, что называется, не лежало.

– Т-в-а-й-у мать…. – ахнул Грабе, и тут же поправился. – Простите господа! Пришелец с другой планеты, совсем как у Уэллса… Роста в нем с два аршина… Сколько он весит?

– Два пуда и три фунта, – ответил градоначальник.

Грабе внимательно осмотрел пришельца, обернулся к Пахому:

– Говоришь, убил его в целях самообороны? Чем же он тебе угрожал? Ну-ну… Это, верно, и есть знаменитое сибирское гостеприимство? Промеж бровей свинцовой таблеткой.

– Да я ж!.. Что ж… Я думал бабор али сам-айов. Я правда поверх башки евойной стрелял!

– Ладно, не оправдывайся… Сам не знаю, чтоб я делал, такое увидев…

Грабе глубоко задумался. Пахом и градоначальник ему не мешали. Лишь когда тишина затянулась до неприличия долго, градоначальник проговорил как будто ни к кому, просто так:

– Как их хоронить? Просто закопать – глупо. По христианскому обычаю – невозможно.

Грабе покачал головой:

– Отставить похороны… Кто еще знает об этом?

– Жандармский чин… И все…

– Телеграфист?

– Никак нет… Мы ему шифр…

– Ясно… Пахом, голубчик… Сколько их там было?

– Сем али восем.

– Далеко отсюда?

– Верст со четыре десятка.

Грабе кивнул и зевнул: да когда с этой жизнью он выспится?

– Покажете где это. Выезжаем вдвоем сейчас же… До ночи верст пять сделаем…

– Так вы что, даже чайку не попьете?– удивился градоначальник.

– Чайку – можно, – смилостивился Грабе.

Градоначальник думал: после чайка новоприбывшего разморит, он приляжет как бы на часок и проспит до рассвета.

Но, выпив чашку крепкого чая – почти чистую заварку без сахара, Грабе встал из-за стола, потребовал коней.

Пахом попытался возразить, что пехом сподручнее, но гость не пожелал и слушать.

Через четверть часа Пахом и Грабе отправились в тайгу, благо та начиналась за десять сажень от двора градоначальника.

Визит Грабе не остался незамеченным. В этом городке все знали друг друга и новый человек, паче в офицерской форме не мог не привлечь внимание.

– А что это за офицер прибыл? – как бы невзначай спросила Мария Христофоровна, выглядывая в окно.

– Да к мужу по службе прибыл… – отвечала тетя Варя.

К жене градоначальника Мария Христофоровна Тарабрина, в девичестве Шлатгауэр, прибыла вроде как по делу. С утра первая дама города, обиженная занятостью мужа, сказалась больной.

Кроме того, тетя Варя считала, что показываться доктору-мужчине – это верх неприличия, поэтому и позвала Марию Христофоровну.

Та, конечно пришла – ее практика была невелика. Тетя Варя нуждалась не сколько во враче, сколько в товарке – в этом докторесса разобралась быстро. И, пощупав для вида пульс, выдала страдающей барыне две таблетки из подкрашенного мела. Тете Варе быстро полегчало.

После этих формальностей женщины приступили к тому, из-за чего собственно и собрались – принялись точить лясы.

Но из головы Марии Христофоровны все никак не шел офицер. Кажется – штабс-капитан.

– А этот офицер… Он к нам надолго?.. – спросила Мария Христофоровна.

– А мне почем знать?..

Рассмотрев задумчивость на лице товарки, тетя Варя кивнула. Подошла к комоду, достала из него видавшую виды колоду карт.

– А хотите, я вам на него погадаю.

И, не дождавшись разрешения, начала выкладывать карты на стол.

– Гадать будем на бубновую даму. Офицер… Он конечно, валет треф… Я вижу ему дорогу дальнюю, с ним спутника – валет бубен. Это, конечно, Пахом. Вот и вы… Вас с ним объединит какая-то тайна…

– А Пахом?.. Или как его там?.. Он зачем в городе?..

– Ай… – тетя Варя отмахнулась от этого как от несущественного. – В тайге кикимору будто убил. Верно, награду хотел за нее получить… И офицер вроде бы из-за нее приехал. Что ли выводок искать будут. Скорей всего он из какого-то зоологического общества.

– Кикимору? – подняла бровь Мария Христофоровна. – Это весьма любопытно.

Пахом и Грабе вернулись через три дня, под вечер.

Лошади были измотаны, Пахом от усталости был в плохом настроении и заснул прямо в конюшне, на душистом, свежескошенном сене.