Андрей Марченко - Литерный эшелон

– Признаться, я думал, что меня трудно удивить. Практически невозможно, – признался Столыпин. – Но вам это удалось. Возможно, мне стоило бы прервать отпуск, отправиться туда самому…

Генерал-майор покачал головой: это совершенно недопустимо, это привлечет ненужное внимание.

Ответно премьер-министр кивнул: понимаю.

Вслух же сказал:

– Вероятно, у вас имеется свое понимание положения? И что нам надлежит сделать?..

Из портфеля Инокентьев вынул заранее подготовленную записку.

– Вот. Действовать надобно спешно и без сомнений. Не хватает только вашей подписи.

Петр Аркадьевич пробежал глазами по списку.

– Положим, приговоренных к смерти я вам дам. Их нынче много. Вам политиков или уголовников?

– Право-слово, все равно.

– Значит, всех подряд. Солдат, две сотни… Их вы потом тоже собираетесь?..

– Ни в коем разе. Прожект растянется, вероятно, на многие года. Возможно на десятилетия. Будет нужна постоянная охрана.

– И постоянная рабочая сила?..

– Не в таких количествах. Далее нам нужнее будут ученые, хорошие механики…

Столыпин кивнул, перевернул лист на другую сторону. Удивленно вскинул бровь, пригладил бородку.

– «Скобелев»?.. Не много ли просите?..

– Разве много? Вот уж не заметил. Рядом с выгодами, которые нам сулят – просьба небольшая. Да я и не навсегда прошу. Туда людей отвезти, обратно…

– Ученые?..

– Ах, это я целиком и полностью на себя беру. С нашим Бюро многие ученые сотрудничать не гнушаются. Есть верные, надежные люди. Они не откажут…

Тут Столыпин сдался.

Стал подписывать бумаги одну за другой.

– Только отчитываться будете лично передо мной!.. Я ясно говорю?..

– Само собой – ясно.

После того, как катер ушел от борта яхты, Столыпин ударил по звонку, вызывая секретаря. Тот возник на пороге кабинета-каюты.

– Вы записали, что у меня был генерал-майор Инокентьев?

– Да, конечно…

– Вычеркните его.

– Простите?..

– Вас никак укачало?.. Что я непонятного такого сказал. Не принимал я сегодня генералов. Не было тут никого. Так понятней?..

Секретарь кивнул и бесшумно исчез: не было – так не было.

Чего говорить о том, чего не было?

– …Конечно, – говорил секретарь английского парламента. – Скажем, вот сидит бывший министр. У него в прихожей стоит зонтик и топор. Когда идет дождь – он берет зонт, а когда туман – топор. Но об этом все в округе знают и в подобную погоду сидят дома. Из-за этого министр возвращается домой промокшим и злым…

Говорил это по-русски, поскольку английского, вероятно, не знал. Да и секретарем он стал совсем ненадолго: пока горел огонь в театральных лампах.

…Вечером Грабе пригласили в театр.

Аркадий Петрович пошел туда скорей от тотального безделья. Он выспался в поезде, затем здесь, в тиши таежного городка. Требовалось теперь хоть как-то убить время.

Пьесу играли совсем рядом, в зале, что примыкал к зданию городской думы – помещению неотапливаемому, хорошо проветриваемому сотней сквозняков. Иными словами – в сарае с расставленными стульями.

Вход был совершенно свободным, хотя на входе имелся цилиндр вида совершенно факирского, куда надлежало складывать пожертвования: кто сколько сможет.

Аркадий положил туда «синенькую» – пять рублей. Не сколько из любви к искусству, сколько из того же безделия. В перспективе деньги девать было некуда.

Место свое он занял у окна, ожидая, что придется скучать, зевать, и ловить ворон… Думал увидеть любительскую постановку Чехова или Островского, или бездарнейшую местного сочинения.

Но штабс-капитан Грабе ошибся. Пьеса, по крайней мере была остроумна. Местами остроумна.

Играли действительно бедно, почти без декораций, и костюмов. На сцене лишь один человек был одет в костюм современный, остальные носили вневременные хламиды…

Этим единственным оказался актер, играющий здравствующего где-то далеко Герберта Уэллса.

Аркадий насторожился, ожидая дурной намек. Но нет, вместо предполагаемой «Войны миров» ставили нечто скорей похожее на «Машину времени».

Уэллс якобы попал во время добрейшей королевы Анны, общался с Ньютоном.

– Я путешественник во времени… – говорил Уэллс.

– Мда?… И давно это с вами?… – отвечал сэр Исаак. – Ах, ну да, да… Именно! Смею вам сообщить, что я как-то путешествовал во времени. В тот день из Ост-Индии мне прислали особый чай, который надо не заваривать, а курить. Но я спутал и заварил его. Ко всем бедам, по рассеянности вместо яйца я сварил свой хронометр. Все часы в доме обиделись, ушли в сторону, началось новое время… И как вы находите нашу эпоху?

Грабе уже и забыл, что пришел в этот самодеятельный театр, чтоб смотреть в окно.

Меж тем, за ним тоже следили: это делала доктор Тарабрина.

В ее голове проносились мысли: офицер тут, нестарый совсем, красивый… Это неспроста, это что-то значит. Он совсем не походил на унтер-офицеров и казаков, что охраняли здешний острог. От штабс-капитана за пять саженей несло инностью.

– Гордей Степанович, – спросила она шепотом у градоначальника. – А не могли бы вы представить меня нашему гостю.

– Да на кой он вам?.. Завтра-послезавтра отбудет.

– Все равно познакомьте…

Латынин кивнул скорее просто чтоб не продолжать дальнейший спор.

Но в антракт все же подвел докторессу к Грабе.

– Имею честь представить… Мария Федоровна Тарабрина. А это наш гость…

– Грабе Аркадий Петрович… Штабс-капитан. Честь имею!..

– Очень приятно, – улыбнулась докторесса своей самой очаровательной улыбкой.

– Очень приятно, – ответил Грабе.

Но по глазам было видно: врет. Его мысли занимало нечто иное.

– Какие погоды стоят в столицах? Что нынче носят? – спросила докторесса.

Грабе нахмурился, вспоминая, что он читал о погоде в газетах:

– Да что сказать? Дождливо этим летом, – потом повернулся к градоначальнику. – Скажите… А эта пьеса?.. Кто ее написал?.. Драматическая составляющая работает в полнакала, но живо написано. Весело…

– Ай, да это один наш учитель написал. Из ссыльных… Вольнодумец…

– Вольнодумец?..

– Ну да. Если уж и наши края – не место для вольнодумства, то где еще можно думать свободно?

– И много у вас ссыльных?..

– Да почти все. Благодаря ссыльным у нас в городе появился еще один доктор, театр, фотографическое ателье. В школе учителя, хотя и не без странностей: все норовят «ять» вычеркнуть. Так ведь и в столицах об этом речь ведется. Ведь так же? И я говорю: шлите нам больше ссыльных!

Звенел звонок, приглашая зрителей занять свои места.

Тарабрина ушла вперед, Гордей Степанович придержал Грабе. Шепнул ему:

– Только должен предупредить: она вроде политическая…