Андрей Марченко - Литерный эшелон

– Слишком долго это делать. Не успею…

– А ваши опыты с разворотом реальности вокруг своей оси?.. Мы бы могли развернуть их обратно к Гурьеву. То-то хохоту будет, когда они свой же город второй раз штурмом возьмут?

– Не выйдет. Они быстро заметят подмену: вчера море было по правую руку, теперь по левую… А окружить город этим полем я не в силах.

– Что у нас еще осталось? Армию призраков напустить?.. Может, поможет?..

– А может и нет. Даже скорей нет. Они поймут, что вреда с них никакого и не отвернут.

– Попытаться вызвать по радио англичан?

– Не успеют, даже если погода наладится. А нынче сами видите – через день – шторм…

Учитель словесности слушал разговор удивленно раскрыв рот. Что значит: передвинуть город в пустыню? Воздвигнуть горную гряду? Армия призраков и все остальное?.. Наконец, кто такой Данилин, что на него уповают, будто он Господь?..

Нет, определенно… Это не ареопаг, это сборище безумцев. Их, верно, сюда собрали, чтоб они нормальным людям вреда не наделали. Или нет, эти, в отличие от большевиков не буйные. Вероятно, они слишком долго общались с туземцами, поверили в свое превосходство над ними до такой степени, что возомнили себя джинами.

Но к своим речам совещающиеся относились серьезно.

– Положим, в наступлении подразделение несет потери в три-пять раза больше, нежели в обороне. Это соотношение обманчиво для нас, поскольку их много больше… А вот если мы ударим по большевикам, когда они растянутся на марше, то, может быть, что-то и выйдет. Оттянем время. А там вернется Данилин, может быть с подкреплением. Он везучий, как-то выкрутимся.

– Да помилуйте! У нас нет войск! Человек сорок казаков, да юнкера. Разве это воинство?.. Раздайте винтовки мужчинам, мы как-то всем миром остановим врага на подходе к городу.

Шульга покачал головой: не остановим. Ученые были немолодыми, часто подслеповатыми мужчинами, совершенно штатскими, доселе, наверняка оружие не державшими. Даже если их спешно обучить, с такой обороны будет толку немного.

– Я сам поведу юнкеров. Казаков оставим…

Командование с самого начала не задалось.

Сплошного фронта в этих краях не имелось, и Павел намеревался обойти по широкому кругу казаков, занимающих Гурьев и окрестности. Поэтому сначала отправился на восток, или даже северо-восток.

Далее планировалось выйти к заливу Цесаревича, к Мангышлаку. Но то ли Павел ошибся с глубиной обходного маневра, то ли просто не повезло, но эскадрон налетел на казачью сотню, был бит, прогнан в степи и три дня путал следы, боясь даже своей тени.

Плутали так, что совершенно честно заблудились. Это казалось невозможным: имея компас, десятиверстовые карты Шуберта в ровной степи заблудиться. Как это так? Не найти огромное море, размером тысячу на триста верст…

Хотя нет, именно, что толку было от карт, когда тут городов и деревень нет, а один холм похож на другой и на все остальные. Пашка пытался напустить на себя вид совершенно уверенный, глядя на карту, щурил глаза и кивал: де, совершенно все правильно, так и должно быть. И лишь иногда скашивал взгляд: не подозревают ли что подчиненные, этот комиссар, будь он неладен… Но тот, похоже, понимал еще меньше. На привалах читал книгу, что-то писал в тетрадях… Наверное, мерзость какую-то пишет, но шут с ней, пусть лучше так.

Когда выяснилось, что от беляков они все же оторвались, Павел развернул колонну на запад, ожидая выйти к восточному побережью Каспия. Но поход продолжался день, другой, а моря все еще не было. Командир тогда решил, что определил свое положение неверно, и сейчас обходит море с севера, пошел на юго-восток…

Порой отряд пересекал овраги, русла высохших рек, какие-то грунтовые дороги будто не обозначенные на карте. По одной попытались пойти в надежде, что она выведет хоть куда-то: вместо того степной шлях растворился, разбился на полдюжины тропок.

Моря по-прежнему не было.

Где-то в туркестанских степях эскадрон налетел на зиму. Холод будто бы был небольшим, но, мешаясь с сыростью и пронзительным ветром. Вокруг на много верст не было ни одного деревца. Имелся лишь неизвестно откуда взявшийся жальник.

Павел на ночь велел эскадрону укрыться в буераке, ломать кусты и кресты и жечь из них костры.

– Святохульники мы экакие… – причитал иной солдат, но от костра не отодвигался.

– Это все предрассудки, – сообщал комиссар, кутаясь в кожанку.

– Мертвые простят. Живым нужнее, – успокаивал Оспин.

По небу плыла луна более чем обычно похожая на кораблик. Летели облака, они закрывали звездный купол, и сами звезды то гасли, то разгорались, раздуваемые ветром будто цыганский костер в степи.

– Может, пока мы тут бродим, в мире уже победила пролетарская революция, – бурчал комиссар.

– …И землю поделили… – вторил ему из толпы кто-то вполне крестьянского вида.

Чтоб подбодрить людей Павлу пришлось рассказать про цель поисков. Что ищут они некий таинственный город, в котором царизм собрал всяческие блага, машины, которые дадут власть над миром. Что там будет сыто, богато, что землю все желающие получат тут же, сразу – как только она будет превращена в цветущий сад тайными механизмами…

Красноармейской Шахерезаде верили…

А утром Павел принял решение: разворачивать колонну уже на северо-запад. В крайнем случае вышли бы к железной дороге, оттуда можно было бы вернуться к своим, взять припасы, отправиться в поиски снова. В конце концов, можно было солгать, что один район поисков тщательно осмотрен и время пришло взяться за другой.

Но уже вечером на горизонте появился какой-то городок…

– Это и есть ваш тайный град Китеж? – встревожено спросил комиссар.

– Не похож. Вы же видите сами: ограждений нет, как и моря рядом. Что-то иное…

Через бинокль удалось разглядеть красный флаг, едва заметный в сумерках.

– Наши… – сообщил Павел.

Оказалось, что находятся они на Мангышлаке, чуть не в самой его середине. Получалось, что тремя днями ранее они чуть не вышли к побережью, но свернули в сторону и двигались вдоль берега полуострова, медленно от него удаляясь… А кладбище, может быть, принадлежало вот этому, обозначенному на карте поселку, выросшему вокруг колодца и исчезнувшему вместе с пропавшей водой.

В городке их встретил комбат, видимо из «бывших», из военспецов. Одет он был в английский трофейный френч без погон, но с красной звездой на клапане кармана. Как оказалось, оставили его здесь вроде коменданта города. Он рассказал, что основная часть полка ушла на юг, преследуя сбежавшую из города буржуазию.

– Я был против. Так сказал им до англичан – не судьба, сгинут по дороге. И предложил остаться тут, на зимние квартиры… Ну а командир и комиссар посовещались, Дескать, ежели они сбежали, то чуют свою вину. Стал-быть надобности в суде уже нет. Ну а вдруг все же дойдут? Следовало догнать и привесть приговор в исполнение… А я остался: сказался больным. Все равно ведь надо было кому-то остаться… Там ведь с ними дети. Казнить детей – нет такого закона даже революционного. А убить при них родителей, а после забрать назад в город – так ведь ясно, что вырастить из них преданных граждан пролетарского государства потом не выйдет.