Алексей Ефимов - Макет мироздания

— Боюсь, это сложно передать словами, невозможно даже описать. Невозможно понять ощущения, порожденные разумом, в миллион раз более мощным. Я сам почти этого не помню. Но…

Он помолчал, задумчиво глядя вверх.

— Я обращался к памяти машины… ненадолго. Но в те короткие мгновения я понял, что как бы ни были велики Мэйат, строители Линзы, они не имели ничего общего с человеком, файа, или любыми известными нам разумными существами. Они… верили, что жизнь после смерти существует, но на той её стороне нет ничего, что придумали слабые люди — ни рая, ни ада, ни Бога. Только бессмертные души… но их бессмертие фальшиво. Там царят законы джунглей и сильный поедает слабейшего, делая его разум своей частью. Единственное спасение от этой второй смерти — вернуться сюда, в наш мир… или начать пожирать самому и стать… Зверем. Это не просто фантазии. Такой была созданная ими Реальность… она давно распалась. Изначально Мэйат не были такими, но их путь увел их и от привычного нам облика, и от понимания. Они просто бросили Линзу, свои миры, свою Вселенную, словно не нужные выросшему ребенку игрушки, и ушли в иные, не представимые нами формы бытия. Это была одна из величайших цивилизаций Вселенной. Но она не единственная в своем роде — и Линза тоже не единственная. Таких сооружений много и многие из них очень стары. Некоторые из них могут поместиться внутри Линзы и вращаться вместе с её планетами, но другие намного больше её. Самое крупное — диск диаметром в восемьдесят световых лет, поглотивший массу целой галактики. Не знаю, существует ли он сейчас, но построившие всё это, — он повел рукой, — не погибли, не вымерли, а ушли дальше. Но что должно быть следующей ступенью на этой бесконечной лестнице? Ведь Линза для них была просто городом, местом для жизни… как дом. Кажется, так. Но большинство астроинженерных сооружений, не-планет, предназначены совсем для другого. Иногда это тоже жилые миры, невообразимые города в космической пустоте. Иногда — заводы и верфи, наподобие Верфей Файау. Есть не-планеты, где исследуются эволюция, развитие, вообще процессы, идущие в других физических условиях. Например, с другим зарядом электрона, с другой скоростью света, с другими физическими постоянными. Это очень интересно, но чудовищно. Здесь жизнь породила немало чудовищных форм, но там… — он помолчал. — Впрочем, здесь тоже есть всякое. Например, жизненные формы, не развившиеся в процессе эволюции, а завезенные Мэйат с великих и древних планет… существа, способные расти даже после своей смерти. Помните, мы долго летели над лесами… в них не было ничего разумного, кроме тех животных-цветов, диаметром в полвэйда. Это триниции, особый тип животных-хищников. Они подманивают свои жертвы, выпуская в воздух наркотический газ, светом, звуком, даже… даже телепатически. Хотя мышление — скорее биохимический процесс, чем электрофизический, они могут влиять на него, используя вирус связи Мэйат — и как средство управления, и по прямому назначению, для себя. Разумеется, чем выше интеллект жертвы — тем хуже она поддается воздействию. Но и сами триниции разумны. Их когда-то держали в особом резервате, но они вырвались на свободу — и теперь на миллиардах квадратных миль не осталось ничего разумного, кроме них. Но в других не-планетах…

Есть одна, в общем похожая на эту. Вся её поверхность — океан глубиной в тысячи миль. Его воды настолько пропитаны жизнью, что похожи на бульон. Это мир беспрерывного взаимного пожирания, мир чудовищных паразитов, — там их несколько порядков, одни паразитируют на других… Там есть и разум, хотя там он может лишь страдать… И жизнь бывает разной — вы видели здесь разумные машины, образующие свою «технобиоту». В других не-планетах тоже есть такие. Когда Мэйат ушли, они бросили свои творения на произвол судьбы. Те продолжали эволюционировать во мраке чудовищных конструкций, погруженных в тишину и холод — миллиард лет, без контроля и цели. Некоторые из этих творений были живыми, некоторые — нет. Впрочем, это неверно. Жизнь — всегда жизнь, независимо от материала. Но есть и такие, неживые, которые развились в условиях, смертельных для любого живого существа. И в одном из их миров родилось то, что однажды принесет смерть Вселенной…

Он замолчал, наблюдая за реакцией слушателей. Они не казались испуганными, скорее любопытными — словно дети, которым рассказывают страшную историю. Но сам Вэру боялся совершенно иного. Он знал, что Файау никогда не оставит его в покое — их судьбы сплелись слишком крепко. Он отбросил эти мысли и встряхнул волосами.

— Это Последняя Форма, гхатра. Она возникла очень далеко отсюда, в одной из не-планет. Никто, правда, не знает, откуда она взялась на самом деле — это было очень давно, ещё до Мэйат, во времена Первых, Тэйариин. Гхатра — не хищник. Она — абсолютный автотроф. Она аннигилирует материю — в любом виде — и таким путем получает энергию для размножения. Побочным продуктом её жизнедеятельности является смертельное гамма-излучение.

— Но разве это возможно? — удивилась Хьютай. — Ведь для аннигиляции вещества нужна сингулярность или магнитные монополи. Или… Эвергет.

— Гхатра умеет управлять квантовыми процессами. Ты знаешь, что такое туннелирование? С помощью квантового туннелирования протон может превратиться в позитрон и два мезона, которые тут же распадутся. Достаточно составляющим его кваркам сблизиться на критическое расстояние… В естественных условиях такой процесс почти невероятен. Но гхатра подчинила себе вероятности. И это случилось давно… семь миллиардов лет назад. Чем она стала сейчас — я не знаю. Файау уже сражалась с ней во время Дикой Охоты, но победу одержала не она.

— Скорость ядерных превращений настолько выше скорости биохимических реакций, — возразила Хьютай, — что эволюция гхатры должна быть молниеносной. Сейчас она должна обитать уже повсюду. А я, знаешь, не замечаю тут ничего особенно жуткого.

— Вселенная безжалостна к жизни. К любой жизни. Даже к такой. И у гхатры есть враги, способные остановить её. Но не уничтожить. Они приходят и уходят… а гхатра остается. Сейчас у неё почти не осталось противников. И даже это, — он показал на Сверх-Эвергет, — лишь пища для Последней Формы. Мы все — уже пройденный этап. По сравнению с её возможностями наши — практически ничто. И чем бы мы ни стали, чем бы ни стала Файау — она будет лишь второй… в самом лучшем случае.

Стало очень тихо.

— Признаюсь, мне страшно, — сказал Айэт. — Так страшно мне было лишь раз, еще в детстве, когда я впервые увидел Зеркало Тени.

— Неужели это правда? — спросила Ювана через минуту.

— Увы да.

— И Файау ничего не знает об гхатре?

— Файа — нет. А машины… Они заселили многие не-планеты, оставшиеся от Мэйат и иных, еще более древних сверхрас. Сейчас они уже больше их наследники, чем наши. Произошел синтез… но нам это невозможно представить. Мы пока — всего лишь живые, хрупкие существа, и должны думать лишь над тем, что нам по силам.