Алексей Ефимов - Макет мироздания

Анмай вдруг понял, что по-прежнему ничего не знает о цивилизации Файау. Три с половиной тысячи лет оказались непроходимой пропастью. В ней окончилась история файа и началась история машин — а он не смог понять этого. Как может развиваться сознание? Чем оно может стать? Он понял, что ему самому придется узнать это — и испугался. Участь части чужого ума показалась ему хуже смерти. Ему нестерпимо захотелось оказаться как можно дальше отсюда — на новой колонии, на Девяти Мирах Файау или хоть в своем прошлом — даже в приюте. В любом месте, где нет разумных машин. Но, хотя на самом деле у него не было иного выбора, кроме интеллектронного слияния или смерти, этот выбор предстоял в неопределенно далеком будущем и пока не особенно его трогал. Сейчас ему хотелось просто смотреть на звезды.

Едва он захотел, поле под ним исчезло и он упал на пол, но так мягко, что даже не почувствовал. Ледяной холод стал проникать сквозь тонкую ткань одежды в его тело. Пол медленно прогибался, засасывая его — он уже не мог видеть ничего, кроме неба. Но, лежа навзничь с раскинутыми руками и ногами, в мягких объятиях ожившего пластика он чувствовал себя единым со всей несущей его громадиной. Это было очень приятное ощущение. Он привык был необычным, отдельным, особым, — это право у него оставалось, но он лишился возможности влиять на окружающий мир. Анмай не испытывал непреодолимого стремления к власти — но в Фамайа ее сохранение стало для последнего Единого Правителя вопросом выживания и сейчас он с удивлением понял, что ему не хватает этой борьбы. Ни дома, ни друзей, ни врагов. Одна Хьютай. Но и она чувствовала себя не лучше. Они могли делать все, что хотели — но это ни к чему не вело…

Лишь уже действительно замерзнув, Анмай выскользнул из рубки и помчался по туннелям и шахтам вниз, к двери-диафрагме. Когда она закрылась за ним, он вдруг подумал, что неограниченная свобода — тоже не высшее счастье. Выбрать из бессчетных возможностей одну нелегко и даже нельзя порой понять, что выбор неверен. Не поэтому ли он не хочет выбирать себе занятие, имеющее хоть какой-то смысл?

Анмай яростно встряхнул волосами, словно выбрасывая из нее обрывки мыслей и представил, что это такое — быть колоссальным бессмертным существом, для которого не существует преград. Это была его неизбежная, но почему-то не манящая судьба.

Три месяца спустя Анмай сидел у окна-экрана своей комнаты. Напротив его глаз парил бледный, едва заметный диск — планета, лишившаяся солнца, едва заметная в свете звезд, но ничуть не похожая на его родной Уарк. Это был газовый гигант, причем относительно небольших размеров — такие обычно встречаются во внешних областях планетных систем.

«Астрофайра» уже тормозила. Через две недели она попытаеться проникнуть внутрь Линзы. Этот же мир они заметили давно и даже изменили курс, чтобы пройти возле него. Сейчас он был на расстоянии всего сорока тысяч миль и его диск казался бледной дырой в сверкающих небесах.

Анмай поудобней устроился в кресле. Изображение в метровом квадрате окна было безукоризненным во всех отношениях — казалось, он действительно смотрит в открытое окно дома на удивительное, полное звезд небо. Его вид никогда не надоедал ему. Обернувшись, он увидел Хьютай — та, уютно устроившись на постели, читала книгу. Ее домашний наряд состоял, в основном, из белой футболки — такой куцей, что между подолом и трусиками было добрых три дюйма ее кожи. Зная, что это очень выгодно подчеркивает тугой изгиб ее бедер и стройные длинные ноги, подруга любила вертется в таком виде на его глазах, — якобы занимаясь очень важными делами.

На борту «Астрофайры», вообще-то, не было книг и ей пришлось самой заказывать их в производственном комплексе. Сейчас у нее собралась уже целая библиотека. Это были отчеты других звездных экспедиций, — точнее, те их части, в которых сообщалось о малоудачных попытках контактов с иными цивилизациями. Анмай тоже с интересом читал их, хотя не мог отделаться от мысли, что все это слишком интересно, чтобы быть правдой.

Жизненные формы разума оказались до крайности разнообразны. Двуногие прямоходящие преобладали, но встречались и разумные осьминоги с венцами огромных глаз — они дышали воздухом, не отдаляясь, впрочем, от воды. Или шары-аэростаты с пучками щупалец, парящие в густой атмосфере планет-гигантов, которые получали от своих солнц не меньше тепла, чем Файау. Впрочем, наличие двух рук и ног, как правило не означало сходства.

Были полуводные расы, похожие на выпрямившихся лягушек, или напротив на файа — но лишь выше пояса. Были летающие, похожие на летучих мышей — на планетах, чья слабая гравитация все же могла удержать атмосферу — как правило, в системах нежарких спокойных солнц. Были сумчатые, были покрытые роскошной шерстью, с полукруглыми ушами, похожие на медвежат из сказки. Были четырехрукие, похожие на обезьян создания — они происходили от птиц, хотя и сохранили от них только рудиментарный клюв. Не было найдено только никого, подобного файа. Были очень похожие — но не такие. А были и гигантские существа, общавшиеся с помощью радиоволн и жившие практически вечно — но они, как не странно, так и не создали технической цивилизации.

Что же до религий, искусств, форм общественной организации — то они были столь разнообразны, что просто захватывало дух. Среди них были и прекрасные, и невообразимо чудовищные. Сама Файау давно переросла ту стадию, при которой можно было говорить об государственном устройстве. Но коммунистические принципы, положенные некогда в ее основу, нигде больше не встречались. И Файау не поддерживала связь ни с одной цивилизацией равного с ней уровня — просто потому, что таких цивилизаций не было. Даже более старые расы, чем она, в абсолютном большинстве уступали Файау. Почему?

Файа считали, что освоение космоса, заселение других миров является для цивилизации единственным шансом стать чем-то большим, чем планетарный феномен. Но это требовало чудовищных затрат, концентрации всех усилий — понятно, что в ущерб интересам живущих здесь и сейчас. Такая задача действительно могла быть выполнена — хотя и не обязательно. В противном случае цивилизация начинала двигаться по гибельной синусоиде, многократно приходя в упадок и возрождаясь после социальных потрясений и банальных массовых вымираний. Проходя бесконечный ряд разрушительных кризисов, она платила за свое слабоволие и недальновидность миллиардами жертв, пока ее создатели либо не разрывали порочный круг выходом в космос, либо не истощали ресурсы планеты и не вымирали окончательно. В любом случае, создание звездолетов не относилось к числу их главных задач, и даже появление чужого корабря воспринималось таким обществом лишь как источник получения новых технологий, если не как просто досадная помеха, которую надо устранить как можно быстрее.