Наталья Игнатова - Последнее небо

— Зверь, — негромко произнес Гот, — ты ведь там сейчас? Бросай дела и топай сюда.

— Куда? — уточнил Зверь, поленившись отследить, откуда говорит командир.

— Домой ко мне! — с легким раздражением ответил Гот. Если бы Костыль не унесся в лабораторию, ему сейчас нашлось бы над чем подумать.

Рейхсканцелярия для приема гостей приспособлена не была. Квадратная комната, в которой помещались две выдвижные койки и стол, да душевая за узкой дверью. Тесно даже для одного человека. Уже хорошо, что жили по одному, а не по двое, как предполагалось изначально. Для общения существовала кают-компания, оборудованная в одном из модулей, а еще зал рейхстага, где постоянно торчало не меньше двух человек в рабочее время и не меньше пяти — в свободное.

Вот именно потому, что ни в кают-компании, ни в рейхстаге побеседовать наедине было нельзя, Гот зазвал Зверя к себе.

— Для создания интимной атмосферы, — объяснил он, выдвигая из стены койку и кивая сержанту на приткнувшееся У стола кресло. Роскошь неслыханная. В большинстве жилых отсеков даже табуреток не водилось.

— Ты это прекрати. — Зверь развалился в кресле. — За интимом не ко мне.

— А к кому больше? — Майор уселся на койку. — Ладно, давай к делу. Почему ты увел людей с «Покровителя»?

— Упс, — сказал Зверь. Дитрих хмыкнул:

— Давай-давай, колись. Так, кажется, у вас говорят? Загадочности в тебе больше, чем нужно, так что поделиться еще парой секретов можешь без ущерба для репутации. Итак?

— М-да… — Зверь задумался, — Я попробую. Понимаешь, когда объявили десятиминутную готовность, с «Покровителем» что-то стало происходить. Он… начал рассыпаться… Нет, не в буквальном смысле… — Зверь угрюмо уставился в стену за спиной Гота. — Черт, трудно сформулировать.

— А ты постарайся.

— Я стараюсь. «Покровитель» знал, что не переживет прыжка. Но узнал он это слишком поздно, а все эти датчики, показатели состояния и прочая «цифирь», они вообще ничего не сделали. Ну, ты сам видел, по отчетам все было нормально.

— То есть ты знал, что корабль погибнет?

— Я узнал об этом за десять минут до взрыва.

— Предостаточно времени, чтобы предпринять что-нибудь, кроме бегства.

— Ты не путай сержанта с майором, — хмуро сказал Зверь, — Это тебя бы, может, послушали. И то, знаешь, вряд ли. А уж меня-то! Дохлый номер. К тому же десяти минут нам и на бегство не хватило. Я пытался увести модуль подальше от «Покровителя», но нас затянуло в «подвал» и вышвырнуло уже в атмосфере Цирцеи.

— Вот этот момент меня тоже интересует. — Гот наклонился вперед, — Мы ведь не могли выпасть сюда. Твой модуль и мой болид должны были остаться в «подвале». «Покровителю» предстояло идти там целый стандарт-месяц.

— Дело не в двигателе, — без колебаний ответил Зверь. — Я не знаю, что за неполадки были с кораблем и почему он вышел из «подвала» не по заданным координатам, но дело не в двигателе.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно.

— Откуда бы? Опять шестое чувство?

— Опять.

— Я уже говорил тебе, что чутье в качестве объяснений меня не устраивает.

— Но все остальное ты воспринимаешь э-э… болезненно.

— Значит, другое объяснение все-таки есть?

— Еще более сомнительное, чем чутье, — Зверь покусал губу, задумчиво разглядывая своего командира, — намного более сомнительное.

Гот молча ждал продолжения.

— Очередное откровение от Зверя. — Сержант вздохнул. — Неживое, в отличие от нас, всегда знает о своем состоянии. Если оно болеет, оно понимает, что болеет. И если оно здорово, оно знает, что здорово. А я умею понимать неживое. Это ты знаешь. Так же, как Джокер понимает джунгли.

— Бред какой-то.

— Я же говорил, лучше списывать на шестое чувство.

— Ты не искал место падения «Покровителя», ты просто полетел к нему, потому что знал, куда лететь. — Гот выжидающе взглянул на Зверя. — Я прав?

— Не совсем. — Медленно, выбирая слова. — Его нашла «Мурена», потому что ему было больно.

— Проклятие! — Гот потер лицо ладонями. — Ты действительно сумасшедший, сержант. Ты совершеннейший псих, а я вынужден на тебя полагаться, потому что ничего лучше в моем распоряжении пока нет.

— Я не сумасшедший, — очень серьезно возразил Зверь. — Я, может статься, странно веду себя или говорю о вещах, тебе непонятных, но это означает лишь то, что мое поведение или мои слова выходят за рамки твоих представлений о здравом уме. Мне, например, кажется безумием твоя идея стартовать с Цирцеи в болиде, закрепленном непосредственно на двигателе. У тебя больше шансов погибнуть, чем добраться до Земли, и тем не менее ты собираешься попытаться. Я этого не понимаю и никогда не пойму, но лишь потому, что такое поведение не вписывается в мои представления о разумности.

— Чего ты не понимаешь? — спросил Гот, откидываясь на стену. — Зверь, свои действия и побуждения я могу объяснить нормальными человеческими словами, а…

— Ну так объясни! — На жестком скуластом лице застыло странное напряжение, прицельно затвердели глаза. — Давай, объясни, что для тебя оказалось важнее твоей жизни?

— Во-первых, не факт, что важнее, — улыбнулся Гот, — Ты сказал, что у меня больше шансов погибнуть, чем выжить, следовательно, шансы выжить все-таки есть. Это уже немало.

— Мало. По сравнению с гарантией выживания в том случае, если ты останешься.

— Вроде мы не на буровой, — майор постарался добавить в голос язвительности, — а тебя опять вопросы одолевают. Странно, что ты обошелся без этого своего «как это?» У тебя, когда ты так спрашиваешь, лицо такое удивленное делается. Плакать хочется от умиления.

— Смешно, — угрюмо согласился Зверь, — но не конструктивно. Ты ничего не объяснил. Гот вздохнул:

— Мне не нужна гарантия выживания. Именно выживания. Жить здесь мы не сможем. Будем опускаться все ниже и ниже. Выйдет из строя вся техника, остановятся цеха, буровая. Мы, разумеется, сможем поддерживать свое существование и даже не на самом низком уровне, но знаешь, — Дитрих покачал головой, — это будет не жизнь.

— Ты предпочитаешь умереть?

— Я предпочитаю рискнуть. Ты же пилот, Зверь. Сколько ты проживешь без неба?

— Я не пилот.

— Как скажешь. Но ты не протянешь долго. Я видел летчиков, вышедших на пенсию, и я боюсь подумать о том, что когда-нибудь такая же участь ожидает и меня. А здесь мы окажемся в отставке намного раньше. Разве ты никогда не задумывался об этом?

— Речь-то не обо мне, — хмуро ответил Зверь. — Это не я собираюсь лететь неизвестно куда, и еще не факт, что лететь, а не взрываться.

— Речь и о тебе тоже. Не в обиду всем другим, но они проживут на Цирцее столько, сколько им отпущено. Ни хорошо, ни плохо, так, обычно, проживут. Может быть, даже расплодятся. Дадут начало нашей расе в этих джунглях. И Цирцея примет их рано или поздно. А вот ты так не сможешь. И я не смогу. Что тут непонятного?