Владимир Ильин - Пожелайте мне неудачи

Однако на лице Подопечного появилось выражение не страха, а безмерного удивления. Именно на это я и надеялся, производя столько шума путем стрельбы по лампам. Он был явно удивлен, и значит покушение на него должно было состояться в другом месте, на «Авиамоторной». Но теперь мне следовало идти до конца, и поэтому, когда эскалатор сблизил нас на расстояние почти вытянутой руки, я спокойно разрядил в его грудь всю оставшуюся в моем пистолете обойму. Пять аккуратных дырочек возникли в куртке Подопечного, и, не издав ни звука, он повалился навзничь на ступеньки, которые тут же понесли его вниз.

В тот же миг за ним на эскалаторе возникли белые, как мел, лица «телохранителей». Это были Валерка Багмутов и Сашка Ромицын. Огромными прыжками, расталкивая бесцеремонно потерявших всякую ориентацию людей, они неслись по эскалатору, но было уже поздно. Перед тем, как мой эскалатор вынес меня в вестибюль, я успел оглянуться и заметить, что оба склонились над неподвижным телом Подопечного.

Разумеется, цейтнот не позволил мне просчитать возможное развитие событий сразу после моей авантюрной выходки, но в принципе я надеялся, что вполне успею, пользуясь неразберихой, создавшейся в вестибюле, когда ехавшие сверху еще не знали, что случилось, а ехавшие снизу не знали, кто в этом виновен, избавиться от пистолета и некоторых деталей своего камуфляжа и прошмыгнуть на эскалатор, идущий вниз, чтобы присоединиться к Сашке и Валерке и поведать им суть своего замысла. Но я недооценил стражей по охране порядка в метрополитене. Два здоровенных лба в форме уже поджидали меня в вестибюле, причем один из них был вооружен табельным «макаровым». Действовали они вполне грамотно и, пока тот, что был вооружен, брал меня на мушку, другой скомандовал окружающим во всю мощь своего зычного голоса: «Ложись!» – и мне стало нечем и некем закрыться от черного кружка ствола.

– Ребята, – сказал я, делая шаг по направлению к милиционерам, – я из Комитета Государственной Безопасности…

Но они меня не стали слушать.

– Руки за голову! – приказал тот, что был с пистолетом. – Ложись мордой вниз, сволочь!

Я скрипнул зубами. Эти болваны могли всё испортить. Слишком долго медлить было нельзя, потому что действие снотворного, которое содержалось в пулях-ампулах, которыми я стрелял в Подопечного, могло закончиться через несколько минут, и поэтому следовало срочно повторить инъекцию. Именно об этом я и должен был сказать ребятам, которые неразумно копошились возле Подопечного на остановившемся наконец эскалаторе, пытаясь чуть ли не делать ему искусственное дыхание.

Как назло, поблизости никого из наших больше не было. К тому же, я знал, что станция «Красные Ворота» была одним из тех немногих мест, которые не были оснащены стационарными видеокамерами, так что ни Генон, ни Федя Чемисов меня не могли сейчас видеть.

У меня оставался последний шанс.

– Обыщите меня, – сказал я милиционерам, ложась на мраморный пол. – У меня есть документы!

Они не были профессионалами и попались на этот нехитрый крючок. Они думали, что лежащий человек не может мгновенно встать на ноги. Но они не подозревали, что мне вовсе и не надо вставать, чтобы расправиться с ними. Когда тот, что был с дубинкой, сделал ко мне три шага, сократив разделявшее нас расстояние до двух метров, я просто сделал перекат и подкосил его подсечкой. Щелкнул выстрел, и пуля, выбив рядом со мной кусок мрамора, ушла в потолок. Второй раз милиционер выстрелить не успел, потому что я, крутнувшись через голову и плечо, сделал «ножницы», и пистолет отлетел в угол. Я бросился к эскалатору, но тут большое тупое бревно ударило меня в ногу, потом в другую, потом такая же тяжесть обрушилась на мою спину, и у меня стало стремительно темнеть в глазах. На ступени я падал уже бесчувственной чуркой…

* * *

Когда я вновь открыл глаза, то обнаружил, что лежу на довольно жесткой койке из никелированных трубок, что к моим конечностям и носу тянутся от закрепленных на подставках-штативах бутылок с разноцветными жидкостями пластиковые трубочки и, наконец, что рядом с моим изголовьем сидит смутно знакомый мне человек в белом халате, небрежно наброшенном поверх костюма из отличного английского твида.

Прошла целая вечность, прежде чем я вспомнил, что это мой шеф и что зовут его Генон.

– Ну что, мой хороший, допрыгался? – почти ласково осведомился Генон, заметив, что я очнулся. – Тебя как: сразу бить или подождать, пока совсем оклемаешься?

– Лучше подождать, шеф, – с трудом ворочая шершавым, чужим языком, прохрипел я.

– Знаете, никогда не поздно предпринять еще одну попытку, чтобы сделать нечто такое, что не получалось много раз!

– Шутни-и-ик, – с непонятной интонацией прокомментировал подачу мною голоса Генон. – Причем с претензией на звание великого философа… Вообще-то, если верить художественным фильмам о войне, ты должен был спросить, где ты и которое сегодня число. Видно, ты совсем плох, мой хороший!.. Ладно, давай о деле, а то еще возомнишь, что я теряю с тобой здесь свое время только из жалости и сострадания к тебе!

Я осторожно улыбнулся. Видимо, мозг мой за время отключки успел разучиться отдавать приказы мышцам и нервам и теперь, прежде чем предпринять какое-нибудь движение, осторожничал, просчитывая возможные последствия.

Однако мыслить, слава Богу, то серое вещество, которое находилось в моем черепе, еще не разучилось. Именно поэтому я сразу сообразил, что, раз уж подвергаюсь медицинскому обслуживанию по полной форме, значит, я не только жив, но и каким-то образом не оказался в опале у своего любимого начальничка. А раз так, то значит – Подопечный жив-здоров, и вообще все мои усилия были не напрасны.

Всегда приятно, сознавать, черт побери, что ты не зря коптил и без того пасмурное небо над головой и что хоть на чуточку да отодвинул человечество в сторону от той пропасти, к которой оно галопом несется вот уже много столетий!

Как говорит наш балагур Багмутов, внес свою лепту в общий лепет…

После этого мы с Геноном поговорили.

Для начала он потребовал от меня полного доклада, но я заартачился и попросил его сделать скидку на мое прескверное самочувствие. После некоторых препирательств шеф пошел на попятную и с каменно-безразличным видом выслушал мой сокращенный рассказ: тот самый, что я репетировал в уме перед тем, как отправиться «убивать» Подопечного, плюс динамичное описание стрельбы и прочих моих похождений в метро…

– М-да, – констатировал Генон, когда я сделал паузу, чтобы глотнуть живительного кислорода из трубочки, ведущей к носу. – Теперь-то я понимаю, насколько я был дальновиден, когда распорядился не добивать тебя прямо в метро, а поместить в лучший госпиталь и ухаживать за тобой, как за самым родным человеком!.. Все-таки есть в тебе нечто, Кирилл, что когда-нибудь спасет мир! Во всяком случае, наш Подопечный не только не делает драму из того факта, что какой-то придурок попытался прикончить его в общественном месте, но и, наоборот, вовсю наслаждается своим положением тяжелораненого…