Владимир Ильин - Сеть для игрушек

– Как люди, да? – вскидывает голову Любарский. – Как нормальные люди, Адриан?.. Но нормальные люди живут по совести не потому, что их дергают за ниточки невидимые руки хозяев! Нормальных людей никто не может заставить убить или полюбить кого-то против своей воли! Пойми, Адриан, то, что вы делаете, это страшно, потому что люди для вас как бы не существуют. Для вас они – материал для лепки, пластилин! Захотел – и вылепил болванчика, да не простого, а считающего, что он совершает свои поступки осознанно и правильно!..

– Что ж, – говорю я, – поскольку воспитательная беседа явно заходит в тупик, пора ее заканчивать… Мне и в самом деле пора отчитываться о выполнении задания.

С этими словами я поднимаю набалдашник «труподела» на уровень лица Любарского.

Но тут происходит нечто непонятное. Что-то тяжелое и больное обрушивается на меня сзади, и, прежде чем погрузиться в темноту, я вспоминаю, какую ошибку допустил. Входная дверь в квартиру так и оставалась открытой на протяжении всего нашей беседы с Любарским. И все-таки последний всплеск моего сознания полон профессионального удовлетворения: ведь то, что Рику удалось навести на меня «игрушку», означает, что мои подозрения в отношении него подтвердились…

Самым страшным было то, что я даже не успел пошевелиться.

Видимо, обманув мой домофон, Адриан не закрыл входную дверь, и Катерина, гулявшая на улице, беспрепятственно смогла войти в квартиру в самый кульминационный момент. Я не знаю, слышала ли она наш разговор с Клуром, но влетела в комнату она, подобно бесшумному вихрю, в тот момент, когда Адриан нацелил на меня набалдашник своего смертоносного прибора. Запрещающий окрик почему-то застрял в моем пересохшем горле, и мне оставалось только лицезреть, как шестилетняя девочка бьет здорового, натренированного мужчину сзади по голове тем, что было у нее в руках. А в руках у нее была обыкновенная палка, подобранная где-то на улице. С тех пор, как девочка жила у меня, я уже успел убедиться в ее нездоровом влечении ко всякого рода хламу. Стоило Катьке найти где-нибудь на окрестной помойке или в сквере пустую коробку от конфет или красивую, с ее точки зрения, рекламную этикетку, или куклу с отломанной рукой, или ничем не примечательную хворостину – как она тут же перла свою находку домой и складировала в специально выделенном мной для ее игрушек фанерном ящике…

А на этот раз у нее была аккуратно оструганная, увесистая палка толщиной в два пальца. Ею-то Катерина и вдарила прицельно по плеши с родимым пятном на голове Клура. Спецслужбовец покачнулся, закатил глаза и, выронив свое странное оружие, распростерся на полу возле шкафа.

Дальнейшее произошло еще быстрей. Я прыгнул из кресла к телу Клура с воплем: «Не смей, Катя!», но девочка оказалась намного проворнее, чем я. Она подхватила выпавший из руки Клура «труподел», нацелила его на лежащего и нажала на спусковой крючок.

В следующую секунду я выхватил у нее из рук фибриллятор, но было поздно. Тело Адриана Клура выгнулось дугой, судорожно дернулось несколько раз, а потом обмякло.

Я приложил ухо к груди интерполовца. Сердце не билось. Я попытался прощупать пульс. Пульса не было. Я стал делать искусственное дыхание, лихорадочно вспоминая разные пособия и инструкции на этот счет, но спустя четверть часа убедился в том, что напрасно трачу время.

Тогда я сел на пол рядом с трупом и слепо поглядел на Катерину. Она, как ни в чем не бывало, деловито оправляла на себе платьице.

– Зачем ты это сделала, Катерина? – спросил я, не слыша своего голоса.

– Это плохой дядя, – ответила девочка с той убежденностью в своей правоте, которая бывает только у детей. – Это он приходил к нам с мамой тогда ночью… Это из-за него моя мама умерла, дядя Рик. И сейчас он хотел сделать тебе больно… Правда?

Я смотрел в ее большие и честные глаза и чувствовал, как внутри меня все смерзается в тугой плотный комок. Больше всего на свете мне сейчас хотелось или завыть во весь голос от ужаса и отчаяния, или спрятаться куда-нибудь в уголок, подобно серому мышонку, чтобы никто и никогда не нашел меня. Ни Контроль, ни геймеры…

Значит, Куров все-таки был прав… Он же сказал мне правду о Контроле, а я… Дурак, я не верил ни одному его слову, а на самом-то деле…

Адриан был «игрушкой» – только управляли им не геймеры, а Контроль. Я вдруг осознал это с особой ясностью – так, что мне хотелось завыть и проклясть все на свете. Все мы, возможно, были игрушками, и правили нами те, кто был за ширмой, и не было у нас отныне ни свободы, ни выбора, а то, что нам казалось жизнью, в действительности было игрой. Игрой для игрушек…

Я поверил Адриану, когда он пообещал мне, что стуит обезвредить Шлемиста – и с геймерами будет покончено. На самом деле он сознательно обманывал меня. Потому что, кроме геймеров, был еще и Контроль. Да, геймеров можно было бы вывести всех до одного, как тараканов на кухне… Но можно ли противостоять в одиночку хорошо законспирированной, превосходно оснащенной и протянувшей свои спрутовьи щупальца ко всему миру организации, которая, в сущности, играла в ту же игру, что и геймеры?

От этого знания некуда было деться. Я знал, что отныне не будет мне ни счастья, ни покоя, потому что я всегда буду подозревать в любом поступке окружающих меня людей чужое влияние. Влияние тех, кто нажимает на кнопки, чтобы превращать людей в игрушек.

Ощущение было таким, будто весь окружавший меня мир стал зыбким и ненадежным, и отныне не было больше ни одного человека, которому можно было бы доверять, даже если этот человек – шестилетний ребенок, и не стало больше идей и идеалов, на которых, как на твердых кочках, можно было бы утвердиться, чтобы окончательно не быть засосанным липким и чавкающим болотом…

И не известно, сколько времени теперь придется мучиться, прежде чем я смогу – если вообще смогу когда-нибудь – ответить хотя бы на некоторые из тех вопросов, что уже сверлят меня головной болью, и на те, что неизбежно будут возникать и впредь. Взять, например, девушку по имени Рола, которая стала моей первой любовью… Любит ли она меня или просто подчиняется чьим-то командам? Может быть, Контролю или геймерам просто было выгодно использовать ее в качестве подсадной утки?..

Или Катерина. Действительно ли она ударила палкой Клура, только будучи движимой детскими представлениями о мести? Или же ею кто-то руководил в тот момент, когда она вошла в квартиру?..

И, наконец, я сам. Уверен ли ты, Рик, в том, что все действия, которые ты совершал в последнее время, были обусловлены исключительно твоей волей, и ни чьей больше? Да, разумеется, ты отдавал отчет в своих поступках, и у тебя не было провалов в сознании даже тогда, когда ты спешил в полицию, чтобы взять на себя убийство Слана и тем самым спасти Люцию и ее дочь. Но ведь, если верить Клуру, в том и заключается вся хитрость: игрушки не осознают, что ими играют. Лишь тот, кто играет ими, знает, что вся их жизнь – это игра, а они-то считают, что все равно они живут, даже если однажды кто-нибудь случайно им выдаст им их истинную сущность…