Владимир Ильин - Сны замедленного действия

Но я все-таки вторгаюсь в кабинет заведующего. Видимо, сегодня мне выпало быть невежливым. Однако продуманные гневные фразы и риторические фигуры с упоминанием клятвы Гиппократа тут же вылетают из моей головы.

У заведующего действительно есть посетитель. Оба уютно расположились за столиком для гостей и, судя по витающим в кондиционированном воздухе ароматам, дегустируют коньяк и шоколадные конфеты, кофе «эспрессо» и дорогие сигареты.

Человек, которого столь щедро угощает Завьялов, сидит спиной к двери, но еще до того, как он оборачивается, я безошибочно опознаю его.

Тот самый тип из четыреста пятого номера гостиницы, которого тянуло ко мне, будто невидимым магнитом, на протяжении предыдущих двух дней.

* * *

Вопреки моим ожиданиям, Завьялов вовсе не возмущен моим вторжением. Напротив, он глядит с явным облегчением, словно я призван спасти его от чего-то неприятного. Отослав жестом заглянувшую в кабинет вслед за мной секретаршу, он поднимается мне навстречу, одновременно обращаясь к своему гостю:

– А вот человек, который может рассказать вам, Сергей Ильич, намного больше, чем я, об этой странной истории!..

Человек, которого заведующий именует Сергеем Ильичом, тоже встает. Лицо у него непроницаемо-любезное, словно он видит меня впервые в своей жизни. Следует обмен рукопожатиями и представление нас друг другу. Подозрительный тип оказывается корреспондентом столичного журнала с внушительным названием «Непознанное, но вероятное».

– Сергей Ильич Лугин, прошу любить и жаловать. Прибыл в наш город специально для того, чтобы осветить те случаи беспричинной комы, которую мы на сей момент имеем. Или, наоборот, которая нас имеет, если позволите такой каламбурчик, хе-хе… И я надеюсь, что вы, Владлен Алексеевич, как представитель академической науки, не откажетесь поделиться с уважаемым гостем выводами по результатам предварительных исследований, не так ли? Ведь кому, как не вам, Владлен Алексеевич, так сказать, карты в руки?!

А я, будучи лишь скромным администратором, с сожалением вынужден с вами раскланяться, ибо ждут меня тривиальные, рутинные, но оттого не менее неотложные делишки. Надеюсь, что ваше сотрудничество будет плодотворным и взаимовыгодным, господа…

Позвольте попросить вас, Владлен Алексеевич, как человека, уже довольно обжившегося в нашем заведении, проводить Сергея Ильича к нашим необычным пациентам, чтобы он мог взглянуть на них… А вы, Сергей Ильич, если желаете, можете делать любые фотоснимки, я не возражаю…

Я полагаю, что проблемы здоровья нашего общества не должны окружаться, так сказать, информационным вакуумом. В то же время надеюсь, что вы как опытный журналист сделаете правильные выводы и поймете, что ничего сенсационного в этом деле нет, не так ли, Сергей Ильич?..

Ну, вот и хорошо!..

Да-да, я не прощаюсь, ведь мы с вами наверняка еще увидимся. Заходите в любое время, всегда будем вам рады!..

Это называется – попал я как кур в ощип. И никакой веской отговорки почему-то в голову не приходит, чтобы избежать возни с господином журналистом.

Черт бы побрал этих борцов с «информационным вакуумом»!..

Только бы нам не встретился Псих – иначе не избежать появления аршинных заголовков на обложке того паршивого журнальчика, который представляет мой спутник. Это было бы невыгодно не только мне, но и Завьялову вкупе с горздравом…

Ловко переложив на мои плечи задачу вешать лапшу на уши уважаемому Сергею Ильичу, Завьялов явно пытался транслировать мне незамысловатую телепатему: во что бы то ни стало надо представить Спящих как казус, интересный лишь для тех, кто кое-что смыслит в медицине, а для всех прочих интереса абсолютно не представляющий. Подумаешь – кома! Тысячи людей по всей стране и десятки тысяч по всему миру неделями, а то и целыми месяцами не приходят в себя – но никто же не делает из этого нездоровых сенсаций! Что ж, значит, именно в этом ключе и надо обрабатывать этого Лугина. И в то же время было бы неплохо прощупать его намерения. В частности, действительно ли его интересуют Спящие или это лишь предлог для того, чтобы поближе познакомиться со мной? Хотя, насколько мне известно, в городе он уже третьи сутки, но почему-то вспомнил об объектах своего репортажа лишь сегодня. Да и не похож он вовсе на представителя пишущей братии, с коей я неоднократно имел несчастье общаться. У тех писак постоянно ушки на макушке и глаза горят неуемной жаждой раздобыть как можно больше информации – причем зачастую не официальной, а кулуарной. А этот ведет себя как-то индифферентно-невозмутимо и вопросы задает больше не о коматозниках, а обо мне самом.

И читается в его глазах нечто, что мне совсем не нравится.

Какой-то скрытый подтекст, едва заметная искорка усмешки. Словно он заранее готов к тому, что я буду вводить его в заблуждение, и про себя как бы посмеивается: ну, давай-давай, ври поубедительнее, разводи турусы на колесах, я ведь все равно тебе не верю…

Весьма неприятный субъект.

Вполне возможно, что два предыдущих дня он не сидел без дела, а рыл носом землю, собирая всевозможную информацию обо мне. И возможно, именно он вчера за несколько минут до моего появления распивал водку с Ножиным в «Голубых далях». Тогда понятно, почему Псих был уверен, что в скором будущем нам предстоит общение с прессой. Он знал, что пресса уже тут как тут. Всем нам, грешным, хочется выглядеть провидцами в глазах окружающих…

Но это еще полбеды.

Хуже, если именно Лугин вчера вечером покопался в моем «мобиле», выманив меня из номера. Правда, неясно, откуда у репортера необыкновенные способности по части разгадки компьютерных паролей и кодов… Но если это так, то сейчас он и в самом деле видит меня насквозь, и все мои потуги пустить ему пыль в глаза обречены на провал…

Однако ничего другого мне не остается, кроме как ломать комедию.

В конце концов, весь мир – театр, а мы – актеры. Только одним исполнение своей роли удается лучше, а другим вечно суждено ловить своей физиономией тухлые яйца и помидоры…

И, самое главное, смеяться комедиантам следует лишь после занавеса.

* * *

– Скажите честно, Владлен Алексеевич, вы сами не находите в том, что произошло с этими людьми, ничего странного? – спрашивает Лугин, когда мы выбираемся из душного корпуса на свежий воздух и располагаемся на скамейке в больничном парке.

Я искоса бросаю взгляд на него. Меня подмывает ответить, что наиболее странное впечатление на меня производят не Спящие, а люди, которые имеют к ним отношение. Взять хотя бы тот факт, что некоторые журналисты, собирающиеся накропать статью о мапряльской коме, не пользуются ни диктофоном, ни компнотом, ни даже обыкновенной записной книжицей.