Андрей Левицкий - Джагер

На шпиле юго-западной башни, зашитой в строительные леса, колыхалось черно-желтое полотнище — флаг Южного братства, давно обосновавшегося в древней Цитадели. Гест приник к подзорной трубе, прикрученной к треножнику на подоконнике. По мосткам между лесами сновали люди. Кран-балки поднимали каменные блоки, бревна и глубокие корытины с раствором, которым тут же заливали наспех собранную опалубку вокруг нового орудийного каземата. Топливные кланы, ведающие всей нефтедобычей в Большой Московии, срочно укрепляли свою обитель, а заодно латали и прореху в стене. Под ней выстроились подводы, груженные мешками с панцирной крошкой.

Разведка донесла, что это уже третий обоз с улиточной фермы из Сетуньской поймы и на подходе еще два. Топливные взялись за дело основательно — строят новые бастионы, будто к войне готовятся. Только с кем… с Орденом?

Рабы разгружали телеги прямо на улицу, раствор из крошки замешивали там же в чанах, покоившихся на железных козлах, потом разливали по ведрам и передавали по цепочке каменщикам, которые за ночь успели воздвигнуть стену высотой в человеческий рост.

Гест оторвался от подзорной трубы, сложил руки на груди. Солнечные лучи озаряли древние здания вокруг Храма. Были там и покосившиеся развалюхи, где жили только крысы, но были и подлатанные дома, с досками и листами жести, набитыми поверх проломов, с охраной на крышах — в этих обитали монахи.

Преподобный медленно повернулся. Петр так и не решился сесть в его присутствии. Низкорослый крепкий жрец, облаченный в запыленный плащ с капюшоном, стоял у стола посреди зала, опершись на посох.

— Стало быть, канул Зиновий?

— Канул. Всю Московию обыскали. Прости, Преподобный, не можем его найти.

— Да ты садись.

Петр переступил с ноги на ногу, и опустившийся в кресло Гест повторил:

— Садись.

Попятившись, жрец примостился на краешке лавки под стеной. Посох зажал между коленей.

— Если Зиновий попал в руки киевских… — Гест погладил короткую жесткую бородку. — Плохо дело.

— Плохо, — согласился Петр. — Да только вряд ли.

— Почему же?

— Где Киев, а где Москва? Как бы они тут такое провернули? Это ж какое трудное дело — человека из Храма выкрасть…

Он замолчал, когда Гест, подавшись вперед, хлопнул ладонью по столу.

— Трудное, говоришь? Они си-ключ уже дважды похитить пытались! Во второй раз только по случаю им помешали, староста посреди ночи проснулся.

Петр упрямо покачал головой.

— То не киевские. Вернее, киевские, но не своими руками, они с кем-то из местных сговорились. Я мыслю, Зиновий Артюх до сих пор здесь где-то, в Москве. Ты знаешь, он умом силен был, а духом слаб. И здоровьем. Если пытали его… теперь враги наши про Нарочь все знают.

— А то покушение на меня? Ведь если б не Дюк, пришлось бы вам нового Владыку выбирать.

— Не говори так, Преподобный! — Петр даже пристукнул посохом об пол.

— А что мне еще говорить? В Храме шпион есть, вот это я тебе точно сказать могу. Может, и не один. Си-ключ здесь больше не в безопасности, как глубоко в подвалах его ни прячь. Раз Зиновия похитили — так и ключ могут. Пора его использовать.

— Как? — удивился Петр. — Или думаешь поход к Нарочи начинать?

— Думаю. А что еще?

— Но… ведь… — Петр замялся. Гест смотрел на него, ожидая возражений.

— Но как, Преподобный? Даже если дойдем мы, донесем си-ключ к Нарочи — что дальше? Кто его там в дело пустит, как? Ведь Зиновий говорил: чтоб защиту пройти, нужен…

— Я все же у Зиновия учился, — тихо сказал Гест. — Много чего знаю.

— Ну, учился… Не про то ведь речь.

Гест помедлил. Он и правда научился многому, но не имел того, что почти наверняка понадобится в конце похода. Не имел способностей.

— А единственный на всю Московию человек, тот, что привел к тебе Зиновия, принес ключ и теперь мог бы нам помочь, давно сгинул, — продолжал Петр, — другого нет. Как с ключом быть? Доставим его на место — что дальше?

— Есть еще один, кто помочь может, — начал Гест, и монах вскинул голову.

— Кто?

— Сын его.

— Чей, Странника?

— Он. Что ты так смотришь на меня?

— Но ведь он мальчишка еще! Что он знает, какая с него польза?

— Смышленый парень, отец воспитывал его как надо.

— Смышленость — то одно, а умения, сам знаешь, какие… Ну хорошо, так что же, ты хочешь юнца с собой взять? — Петр помолчал, глядя на Владыку, и кивнул. — Вижу, все решил уже.

— Решил, — согласился Гест. — До праздника Зачинщика Прилепы мы должны дело завершить, разрушить Стойбище и вернуться караваном в Москву. Так что скажи Эвану со Стодом собираться. Завтра выступаем.

Жрец сразу встал — за то Гест и уважал его. Петр мог сколько угодно спорить, пререкаться с Владыкой, чего мало кто позволял себе в Ордене, мог давать советы и даже дерзить… но когда решение было принято, он действовал быстро, умело и без оглядки.

— Юнца из клана выкрасть этой ночью? — уточнил он, шагнув к дверям, обитым листами железа.

Гест покачал головой.

— Каравану еще охрана нужна будет, помимо нашей, от мутантов в Пустоши отбиваться и от братвы… братвы атамана Креста. — Последнее слово он произнес с напряжением, словно преодолевая себя. — Так мы и наймем для того клан мальчишки. Дюк хорошую плату им предложил.

— Согласятся. — Петр толкнул двери.

— Да. — Гест кивнул и поднялся из кресла. — Вот и будет повод парня с собой взять. Скажи Дюку, пусть в клан едет переговоры закончить.

Полдень — опасное время.

Над Москвой висит жаркое марево, из трещин в асфальте, из заброшенных канализаций и сырых подвалов выбираются хищные твари. Как и ночью, в полдень не следует отходить далеко от территории своего клана, лучше вообще не покидать ее. Только бригады наемников на бронированных самоходах да хорошо охраняемые торговые обозы рискуют разъезжать, когда солнце стоит в зените.

Вик дочитал страницу старой книги, перевернул и придавил камнем. Сидя на цементном полу, он долго разглядывал выцветший рисунок на мятой странице с надорванным уголком — там человек парил в облаках, широко раскинув руки и ноги. На сотом этаже башни клана, куда не долетали даже птицы, тянул легкий ветерок, приятно холодил кожу. Вик зевнул. Сунув руку под безрукавку, почесал живот, в котором урчало от голода, и глянул на лежащую рядом котомку. Может, пирог съесть?

Он подтянул украденную котомку к себе. Кукурузная мука нынче дорога, за мешок на рынке просят три монеты серебром либо червонец в московских рублях. Фермеры с юга держат цены — знают, что у люберецких кормильцев год неурожайный выдался. Если съесть пирог, Оглобля совсем взбеленится. С ним лучше не шутить: старший бригадир человек жестокий, любит над людьми глумиться. Ему только в Лужниках на Арене драться с мутафагами. Тем более, внешностью на них смахивает, даром, что ли, Оглоблей прозвали? И чего в нем Аглая нашла. Разве может этакий мутант быть нежным с женщиной?