Максим Хорсун - Солдаты далекой империи

— Ваше благородие, извольте-с покушать! — проворковала Людочка, стреляя в меня глазами и снова опуская взгляд, — не иначе как для перезарядки. — Капустка квашеная есть, свеколка, картошка горяченькая, каша, тушенка. Заходите! Кажись, только вы-с у меня остались с пустым животом.

Клянусь всеми святыми, это было лучшее меню из всех, что мне когда-то предлагали услужливые «человеки» в ресторациях Смоленска, Кронштадта, Москвы и Петербурга! Я снова собрался сослаться на занятость, но тут Людмилу подвинули в сторонку — на палубу выбрался медленный от переполненного брюха гальванер Лаптев. На Лаптеве была чистая форменка, его волосы не успели обсохнуть после «бани» и источали пар, а в усах белели галетные крошки. Увидев меня, гальванер засиял улыбкой.

Дело в том, что Лаптев и еще двое матросов три дня назад отправились на север — искать людей у каналов, протянувшихся за пустошью. Это его я собирался напоить шампанским из офицерских запасов… если, конечно, рисковый поход закончится удачно. Теперь я был рад, что он вернулся живым и, кажется, с хорошими новостями.

— Ну? Нашел кого-нибудь?

Лаптев заулыбался еще шире, развел руками и что-то пробормотал набитым ртом.

Похожая на химическую колбу лампочка вспыхнула ярким бело-желтым светом, и собравшимся в кают-компании сразу почему-то взгрустнулось. Вспоминались последние вечера, проведенные на ревельском рейде, атмосфера торжественности и суетливости, предшествующая высочайшему императорскому смотру. В конце дня, вымотанные и одухотворенные, мы собирались в кают-компании, чтобы, расстегнув верхние пуговицы на воротничках, сразиться в преферанс, почитать газеты или просто побеседовать на отвлеченные темы. Было что-то волнительное в тех скоротечных часах. Капитан Герман и старший офицер Стриженов предавались воспоминаниям о баталиях в Черном море в период русско-турецкой кампании; Северский довольно сносно бренчал на фортепьяно мелодии из популярных оперетт; я, открыв рот, внимал тому, как инженер Тарас Шимченко толково анализировал достоинства и недостатки тех или иных вин из нашего буфета.

Что ж, те времена канули безвозвратно. Для родных и друзей мы нынче «без вести пропавшие», для штаба морского флота и вовсе головная боль. Для всех остальных — покойники. А покойникам в мир живых возврата нет, так по крайней мере говорит мой клинический опыт.

— Итак, Кирилл Лаптев обнаружил лагерь людей сравнительно недалеко, — сказал Купелин, усаживаясь во главе стола. Штурман зачем-то оделся в цивильный костюм-тройку и поэтому выглядел он сейчас как мелкий, носатый и смертельно уставший буржуа, не сумевший избежать встречи с акционерами.

Северский сидел вполоборота у фортепьяно и здоровой рукой время от времени тихонько извлекал из инструмента высокие ноты. Гаврила пристроился на краешке стула — в офицерской кают-компании боцман явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он битый час мял пальцами потемневшую папиросу и никак не решался закурить. Что ж, теперь он у нас представлен к офицерскому званию. Привыкай, кондуктор! Возьми кортик, если острая сталь поможет тебе чувствовать себя вольготней. Офицеров нынче по пальцам одной руки пересчитать можно, а кортиков осталась куча. Выбирай любой…

Лаптев тоже оказался в плену условностей. Он никак не мог заставить себя присесть, переминался с ноги на ногу, опираясь татуированными кулаками в стол, и хлопал глазами, словно девица на выданье. Эх, слишком уж широка и глубока на русском флоте пропасть между офицерами и нижними чинами. Как бы не поплатились за это наши бородатые флотоводцы в будущем.

— Так точно, — подтвердил гальванер. — В верстах пятидесяти с небольшим. Местность там другая, пустошь отступает. Начинаются холмы и лесок. Потом русло Стикса перехлестывается с каналом, и в том месте, стало быть, глубоко…

— Что — глубоко? — переспросил Купелин. — Каньон?

— Так точно, каньон. А в этом каньоне — вода. Цельное озеро. У воды я видел три лагеря. Два — чужепланетников, один — человечий. Но люди там не наши.

— Не наши? — разочарованно протянул Северский. — Опять какое-нибудь отребье с княжескими замашками или откормившиеся человечиной выродки?

Лаптев вовсе разволновался. Прочистил горло, почесал затылок.

— Никак нет, — возразил он. — Похоже, что иностранцы. Похоже, французы.

— Французы! — с присвистом повторил Северский. — Вот кому к жареным лягушкам не привыкать! А откуда ты взял, любезный, что они не лакомятся друг другом, как… как те?

В кают-компанию вошла Галина. Она светилась с головы до ног: лучились фиалковые глаза, розовела отмытая до прозрачности кожа, сверкали медные пуговицы на наброшенном на хрупкие плечи френче. Галя, едва заметно прихрамывая, несла на княжеском серебряном подносе стаканы с чаем в подстаканниках из потемневшей бронзы и пузатый, наверняка тяжелый чайник. В этом несуразном образе эмансипированной горничной она была по-своему привлекательна. Поэтому мы сразу как-то заерзали, захмыкали и стали перебрасываться многозначительными взглядами. Галина, улыбаясь несколько не соответствующей образу детской улыбкой, разгрузила поднос и удалилась. Френч с медными пуговицами, кстати сказать, был моим. Равно как и брюки из коричневого сукна с сильно подкатанными штанинами. А легкие парусиновые туфли ей, кажется, выдал Мошонкин из корабельных запасов.

— Жаль, карты нет… — Купелин вернулся к вопросу, из-за которого мы, собственно, собрались.

— Ваше благородие, не людоеды они! — жалобно воскликнул Лаптев. — Вот вам крест! На последнем издыхании люди. Точно такие же, какими были мы!

— Ну а охраняют французов как? — спросил Гаврила.

— Два безликих и цилиндр, — с готовностью ответил Лаптев. — Больше мы никого не видели. Но лагеря чужепланетников совсем рядом, и, думается мне, охрана там получше. В общем, не меньше пяти цилиндров, восьми «безликих», трех десятков «стариков», трех «шуб», и еще на площадке у них — два летуна. Вот.

— Да-а, — вырвалось у меня.

Купелин быстро взглянул в мою сторону, а затем уставился на водоворот, который он сотворил в стакане посредством мельхиоровой ложечки.

— Хороша компания, — высказался Северский. — С чего это «хозяевам» понадобилось собираться откровенной толпой? Они ведь, если не ошибаюсь, одиночки?

— Там три машины землеройные, — пояснил Лаптев, — высоченные — выше нашей грот-мачты.

— Ага! — понял Купелин. — На этом пересечении работает тяжелая техника, поэтому каньон охраняется особенно тщательно. Если мы двинем спасать французов, то наступим голой пяткой на осиное гнездо. Не дай бог, «хозяева» решат, что мы посягаем на их машины.

— А что, мы пойдем воевать за французов? — поинтересовался Северский, наигрывая одной рукой «Марсельезу».