Андрей Левицкий - Змееныш

— Там, на холме... внизу... Оксана со Змеенышем! Он ее за руку держит! Скорей, хозяин, они там!

— Ты что мелешь? — Слон приподнялся.

— Они гуляют по лесу, за ручки держатся! — вы­крикнул Заточка в широкое красное лицо. Он был на грани истерики, поджарое тело колотила дрожь. — Там, внизу!

— Да ты напился, — сообразил Слон. — А ну дыхни! Во, я же чувствую...

Заточка вырвал из рук хозяина толстую книгу.

— Говорю тебе: я только что видел их обоих! Твоя дочь и этот мутант!

— Оксанка? — повторил Слон растерянно. Он очень редко терялся, но сейчас был именно этот случай. — Гу­ляет по Зоне, ночью, да еще с этим... — Он тяжело заворочался на кровати, сбросив ногами одеяло, сел, натя­нул сапоги, накинул куртку. — Ладно, счас проверим, и если зазря кипеж поднял...

Слон сунул помощнику под нос кулак и пошел к дверям.

Они спустились этажом ниже. Колобок спал, тихо посапывая. Слон ударом сапога опрокинул раскладуш­ку, когда телохранитель вскочил, ошалело сжимая кула­ки, — въехал ему по уху.

— Прозевал! — громыхнул он. — Где Оксанка?! А ну открывай!

Колобок, ничего не понимая, толкнул дверь в Ок-санину комнату. Мужчины уставились на пустую, нера­зобранную кровать. В комнате никого не было.

— Не могла она мимо меня пройти. — Колобок рас­терянно почесал в затылке. — Я чутко сплю, ты ж зна­ешь, хозяин...

— А вот прошла! — взвизгнул Заточка. Слон уже раздавал приказания:

— Заточка, буди Коновала с Дикобразом, идите туда и приведите Змееныша. Колобок, ты с ними, возьмешь Оксану и доставишь в комнату целой и невредимой. Чтоб ничего с ней не случилось, ясно? Отвечаешь го­ловой! А ты, Заточка, внимательно слушай. Чтоб Змее­ныша пока никто не трогал, ясно это? Не бить его, во­обще не прикасаться, только если удрать попробует, но. и тогда... Ко мне в кабинет — я сам разбираться буду. Бегом!

Заточка сорвался с места, Колобок побежал за ним. Слон постоял на площадке, заглянул в пустую темную комнату, в ярости пнул раскладушку — и пошел к себе ждать возвращения сталкеров.

Слон в тихой ярости мерил шагами кабинет. Когда-то именно здесь не удалось разобраться со Змеенышем — сегодня он исправит ошибку. Хозяин Лесного Дома проверил, снят ли с предохранителя пистолет в кобуре, предусмотрительно надетой под рубаху. Нет, убивать щенка он не собирался, но если тот опять попробует схватиться за артефакты — всадит пулю ему в плечо.

Со двора донеслись голоса, и он раздвинул полоски жалюзи. Выглянул. Оксана бежала за ведущими Змее­ныша сталкерами, кричала, ругалась охрипшим голо­сом. Ишь, недовольна... Еще спасибо бате скажет! Оду­мается, придет в себя — и поймет, что он прав. Ведь для нее старается. В этом возрасте у девок сплошная чушь на уме, фантазии всякие, а подрастет — все поймет. Ба­бы с возрастом тоже умнеют. Иногда...

Слон проверил крепость решетки на окне — тол­стые прутья держали хорошо.

Дверь распахнулась, и он повернулся, сунув руку под рубашку. Коновал и Дикобраз, самые крупные, жи­листые мужики из тех, что работали на Слона, втолкну­ли в комнату Змееныша. На скуле у того расплывался синяк. Слон поморщился.

— Снимите с него... — начал он.

Заточка вышел из-за спины Змееныша, положил на стол «узи» и контейнер, который обычно висел у маль­чишки на поясе. Сдвинул крышку.

— А, хорошо, — кивнул хозяин, заглядывая в кон­тейнер. Тот был пуст. Слон вытащил из автомата мага­зин, кинул в ящик стола, опустившись в кресло, поба­рабанил пальцами по столешнице. Заточка захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной, сложил руки на груди, как прокурор, горящим взглядом прожигал заты­лок Змееныша. В дверь забарабанили.

— Папа, открой! — кричала Оксана сорванным, дрожащим от слез голосом.

Слон был настроен решительно. Змееныш невозму­тимо следил за ним, словно не его вещами распоряжал­ся сейчас Большой Хозяин, будто не его привели сюда силой. И Слон, увидев это холодное равнодушие во взгляде пленника, взъярился.

— Иди в комнату, с тобой потом поговорю! — гарк­нул он, тяжело поднимаясь. Обогнув стол, встал перед Змеенышем, навис над ним, разглядывая сверкающими глазами. На виске Слона пульсировала жилка.

— Короче, так. Мое терпение кончилось. Пока ты по лесу вокруг шатался да у людей моих артефакты на спички менял — я тебя терпел. Но дочь моя — это не спички. Она не для тебя на свет родилась, мутант.

Заточка, что-то злобно пробормотав себе под нос, ткнул пленника кулаком в ухо.

— Не для тебя, понял?

— Заткнись! — рявкнул на него Слон и повернул голову к Дикобразу с Коновалом. — Отпустите его, ни­куда отсюда не денется.

Сталкеры отошли на полшага. Заточка изнемогал от злости, переминался с ноги на ногу, сжимал и разжимал кулаки, ожидая, когда же можно будет бить.

Слон глянул на помощника, перевел взгляд на пленника, пожевал губами.

— Короче, слушай, щенок, два раза повторять не буду. Пшел вон с глаз моих, и чтоб я тебя больше не ви­дел никогда. На мою территорию не суйся. Ты знаешь ее границы. Этим же утром все мои люди получат приказ: стрелять, если увидят тебя у холма. Стрелять в башку... — Рука Слона поднялась, толстый палец уперся Змеенышу между бровей, но тот не пошевелился и даже не моргнул. Рука опустилась, и палец сильно ткнул в левую полови­ ну груди. — Или в сердце. На поражение, ясно? Я хочу, чтобы тебе до ума дошло, потому что сейчас — послед­ний раз, когда ты видишь мое снисхождение. Больше жалости не будет, потому повторяю: на мою территорию тебе отныне вход воспрещен, сунешься — убьют без раз­говоров. Можешь жить в Зоне, я дам жратвы и припасов столько, что тебе на несколько месяцев хватит. А про Оксану забудь. Все.

В глазах Змееныша мелькнуло какое-то выражение — едва уловимое, будто рыбка, сверкнувшая неглубоко под водой, — потом они вновь стали безучастными. И все же было в них что-то еще, что-то такое... снисходитель­ность? презрение? Слон не мог понять — но его вдруг, как ледяной водой, окатило яростью, глаза бешено сверкнули, испарина проступила по всему телу, и он с развороту' ударил мальчишку. Большой волосатый кулак врезался в голову сбоку, ноги Змееныша подогнулись, он повалился на пол.

— А! — чуть не с наслаждением выдохнул Заточка, наклоняясь над ним. Порученец оскалился, серый лоб пощел глубокими складками, левая рука скользнула к самодельному стилету на ремне.

— Вы, двое, идите наружу, смотрите, чтоб Оксанка за дверь ни ногой. Заточка, Колобка ко мне.

— Хозяин, так ты его вправду отпускаешь? — не по­верил порученец. Узкое лицо его налилось кровью.

— А что мне, башку ему оторвать и в помойку вы­бросить? — рявкнул Слон. — Пошли уже!

Дикобраз с Коновалом, сумрачно переглянувшись, вышли. Змееныш уселся на полу под стеной, сплюнул кровью, вытер губы и усмехнулся чему-то своему.