Олег Рыбаченко - Удар русский богов

— Необходимо полностью истребить славянское племя, нам не нужны даже такие непокорные рабы! — Визжало животное в погонах. — Сегодня я сожгу еще одно село, и пару церквей.

Пока генерал надсаживался. Максим и Игорь сумели заметно оторваться. Они были единственными кто уцелел в садисткой мясорубке. Казалась, что нависшая над мальчишками угроза миновала, как громадная мчавшаяся по следу овчарка настигла их.

— Беги Максим я ее задержу! — Крикнул Игорь.

— Я тебя не отставлю. — Максим сорвал увесистую ветвь и бросился на овчарку.

Собака видимо не ожидала такой дерзости и отступила. Удар прошелся ей прямо в морду.

Кобель завизжал и бросился вперед, он был очень крупный, монстр, откормленный на трупах. Налетев на Игоря, он вонзил клыки мальчику в живот. Хлопец заорал и упал, кишки полезли наружу, густо хлынула кровь. Тогда Максим в отчаянии засветил чудовищу палкой в глаз.

От удара око вылетело, болевой шок заставил разжаться зубы и овчарка заскулив, пустилась наутек. Максим швырнул палку еще раз врезам по спине, псина прибавила ходу.

— Иди к своим оккупантам, грызи им сапоги. — Мальчик приподнял своего товарища.

— Игорь ты жив?

Смертельно раненный хлопец с трудом разлепил веки.

— А это ты Максим. Брось меня я уже не жилец. — Булькал Игорь слабым голосом, из легких текла кровь.

— Нет! Я тебя не брошу, а донесу к партизанам. Там тебя поставят на ноги.

— Лучше добей меня, мне очень больно. — Игорь закашлял, из горла хлынула кровь.

— Нет, мой товарищ и брат, я понесу тебя.

Кое-как перевязав своей рубашкой рану и взвалив на себя потерявшего сознание товарища, Максим побрел по дороге. Не легко было двенадцатилетнему мальчишке, тащить на себе своего ровесника, правда исхудавшего под оккупацией, но все еще крепкого и жилистого.

Так он шел, уже рассвело, но зимнее солнце практически не грело. Максим прибавил шаг, так как в любой момент могли появиться фашисты. Его голый торс обдувался студеным ветром, кожа покрылась пупырышками.

Кругом стояли густо окутанные инеем и снегом деревья, сугроб под ногами был колюч и словно панцирь покрыт ледяной коркой. Ему было уже не так холодно, так как он напрягался, таща тяжелый груз. Его товарищ затих и уже не шевелился, потеряв сознание, а может даже и, отдав концы, но Максим продолжал тащить. Вот он вышел на болото и стал проваливаться по колено в грязную воду. С большим трудом он вытягивал свои окоченевшие исцарапанные об острый ломающийся лед ноги и продолжал брести.

Мальчику было страшно, стоило лишь на мгновение остановиться, как тебя засасывала неумолимая пучина. Надрываясь, Максим, подпрыгивал, солнечные лучи бодрили. Однако погода в декабре капризна, вот набежали тучи, мороз стал крепчать, повалил жиденький снег. Мальчик задыхался он напряжения, но крепко держал Игоря.

— Я лучше умру, но тебя не брошу.

Над ним пролетел ворон, едва не задевая крылом, затем еще несколько тварей, Максим отогнал их отчаянным криком. Наконец спустя кажущееся бесконечным время, болото кончилось, идти стало легче, только вот мороз слишком сильно терзал мокрые ноги ребенка. Хлопец чтобы приободрить себя замел революционную песню.

Вихри враждебные реют над нами

Марш, марш вперед рабочий народ!

Вступим мы смело в битву с врагами

Марш, марш вперед рабочий народ!

Это как не странно придало силы. Мальчик наклонился и, зачерпнув горсть снега, положил ее в рот, смочив пересохшее горло. Ему стало легче, но стоило только остановиться, как начинал бить озноб. Минутное облегчение причиняло дополнительные страдания. В довершение ко всему его начал мучить голод. При немцах они питались очень скудно, а калорий на морозе сгорело много. Неожиданно Игорь пришел в себя шевельнулся и пробурчал.

— Пить!

— Тебе нельзя, у тебя разрезан живот. Вот когда мы придем в село, я, кажется, узнаю эти места, уже не далеко, тебе окажут помощь.

Игорь в ответ невнятно пробормотал, а затем снова потерял сознание.

— Тем лучше, так мой друг меньше страдает.

Плечо болело и отлежало, мальчишка аккуратно переложил товарища. Он уже сильно устал, но живя без отца он привык с самых ранних лет к тяжелой работе, а спорт лишь помогал в этом. Наконец он почувствовал запах свежей гари, нос приятно щекотал дым, даже запахло жареным мясом.

— А что я говорил, спасение рядом.

Вдохновленный мальчишка прибавил шагу. Даже дышать стало легче, пройдя несколько сот метров, он вышел на опушку. Внезапно перед ним открылась страшная картина, сожженные хаты, обугленные доски и пепел. Дрожа от страха, хлопец подошел поближе, были видны обгоревшие трупы, в большинстве своем детские и женские. Мальчик приблизился к пеплу, ступил на него босой ногой. Он еще не успел остыть, и Максиму стало приятно. Тогда он прошелся босиком по горячей поверхности, посиневшие от холода ступни, покраснели, по жилам потекла кровь. Даже когда он босой встал на угли, ему не поначалу не было больно, лишь постояв, он почувствовал ожог и, ойкнув, поспешно соскочил с них.

— Проклятые фашисты. Вы убивали наших женщин и детей, но все равно мы вас собак достанем, и наши солдаты прошагают победным строем по Берлину. Я пойду добровольцев в армию и лично дам в морду Гитлеру, а потом фюрера повесят. Мальчишка вновь вступил на снег, волдыри успокоились.

Вдруг он услышал чей-то слабый плач. Мальчик оглянулся и заметил легкое шевеление.

Максим подошел, валялся труп растерзанной полураздетой женщины, изрешеченной автоматной очередью. Рядом копошился младенец — на вид не больше года, эта была девочка, завернутая в пеленки и присыпанная снегом. Его горячее дыхание растопило снежинки, при этом, отдавая тепло, малышка явно замерзала.

Максим наклонился, пеленки были порванные и мокрые, не грели. Сам мальчишка и так был полуголый, больше снимать было нечего.

— Должно же хоть что-то уцелеть.

Подобрав девочку, он усиленно растирал ее конечности, согревая дыханием. Затем принялся осматривать окружающую его печальную действительность. Немцы спалили практически все дома, а людей загнали в сарай. Тех, кто пытался бежать расстреляли на месте, обобрав трупы. И все же ему повезло. Одна из убитых женщин сохранила теплый платок, валенки и куртку. Максим, попросив в слух прощение у покойницы, снял с нее платок и закутал девочку. Затем он надел валенки на окоченевшие не смотря на то, что он их время от времени растирал ноги Игоря. Себе он не оставил ничего, так полуголый и босой с теперь уже двойной ношей побрел по морозу, до ближайшего села было километров пятнадцать и его еще надо было найти. И вот этот ребенок совершал подвиг сопоставимый с деяниями Александра Македонского, если сопоставить усилия затраченные на это.