Алкесандр Шакилов - Хозяин Янтаря

Помнится, я, зеленый новичок, хорохорился перед девицами в барах, что и там бывал, и это брал, а радиация у меня вместо мозгов. Мне хотелось, чтобы Машеньки и Танюши, Сабрины и Даяны думали обо мне как о матером сталкере, которому сам Семецкий не кум и не сват. А потом я понял, что стриптизершам и проституткам плевать на то, сколько у меня ходок за Периметр. Им вообще плевать на Зону и все вокруг. Их интересует только одно — мой кошелек. И лишь одна девушка в моей жизни была иной. Ее я оставил умирать в Припяти…

Подобравшись к развалинам хаты-мазанки, мы внимательно осмотрелись. Одно название, а не стены, солома крыши сгнила, а тын покосился и оброс мхом. Детектор аномалий молчал. Счетчик Гейгера не выявил повода для тревоги.

Буцнув одинокого крысюка, вцепившегося в ботинок, Чингиз снял рюкзак и тяжело сел на остатки паркета. Откуда в хате паркет? Видать, хозяева хотели, чтоб их жилище походило на городское.

Военстал потянулся разбирать автомат, но я предложил ему заняться здоровьем. Что-то подсказывало: проблем с мутантами пока не будет.

Спасибо тренеру по самбо, он научил меня не только подсечкам и броскам, но и тому, как наложить жгут и закрепить сломанные кости. Зато в армии меня натаскали наносить такие увечья, которые бессмысленно перевязывать и нельзя вправить.

Я занялся ногой военстала — массировал и разминал мышцы, сведенные судорогой. А Чингиз вдруг спросил меня, почему так странно повела себя стая, почему нас не тронули слепые собаки.

— Ведь мы были легкой добычей. Чего ж они на псевдоплоть напали?

И тогда, не знаю зачем, я рассказал ему, что родился здесь. Отец мой был сталкером, который так давно бродил по Зоне, что забыл, откуда он родом. Позже он, конечно, остепенился, отслужив, как положено, срочную, а потом устроился на завод, на котором проработал всю жизнь. Но это позже. А тогда в лагере научников батя повстречал мою мать, красавицу-лаборантку. Они сразу друг другу понравились… Я грозно взглянул на Чингиза — наметившаяся улыбка тотчас сгинула с его лица.

— Мать из научников, я правильно понял?

Военстал задал вопрос, чтобы хоть как-то проявить интерес к биографии Макса Края. Типа его поразил мой рассказ. Но актер из вояки никакой, факт.

— Она у меня умная. Не знаю, в кого я такой — дурак дураком.

— Так это… подумается, ты у нас темный?! Раз в Зоне родился?.. — Смесь ненависти и брезгливости на лице Чингиза была неподдельной.

Фикус его знает, что я за Чебурашка. Я столько раз сам об этом думал с тех пор, как родители поведали историю моего рождения. Темные вот не могут жить за пределами Периметра, а я — запросто. И все-таки те немногие аборигены Зоны, с кем сводила меня судьба, принимали Макса Края за своего.

Представляю, что за мысли роились в голове Чингиза. Ведь внешне я ничем не напоминал недолюдей, которых он убивал во время рейдов в Зону. У тех были лишние пальцы, чешуя, хвосты или третьи глаза, а тут — мужик как мужик. Тем более были вместе в загранкомандировке. Поучаствовали, так сказать.

Чингиз растерялся, ведь ему основательно промыли мозги, рассказывая, что темные — низшие существа, которых надо нещадно уничтожать. Как и прочих нарушителей Периметра — сталкеров и мародеров. Да и научников не помешало бы прижать к ногтю — по обстановке и без свидетелей… Рука военстала то тянулась к пистолету, то бессильно падала.

Все очень изменилось для Чингиза. Только что рядом был товарищ, с которым он вместе прошел аномалии, воду в коллекторе и ракетный удар. И вдруг товарищ обернулся врагом рода людского. Надо убить врага, ведь так велит долг. Но военсталу не хочется этого делать, потому что враг — это же я, Максимка Краевой, который неделю тащил его на собственном горбу.

Однако, дилемма у парня. А все из-за того, что я разоткровенничался. Вот уж верно: Зона не терпит болтунов. Болтун — находка для пули.

И потому, когда я увидел, как пальцы военстала нащупали рукоять пистолета, все сразу стало понятно. Я уважаю выбор Чингиза и ответно надеюсь, что друг поймет, почему моя ладонь нагрела сталь ножа.

Прости, Чингиз, но я вскрою тебе горло раньше, чем ты выстрелишь мне в сердце.

— Слышь, брат… — Чингиз внезапно убрал руку с кобуры. — Я люблю тебя как родного, веришь? И мне пофиг, темный ты или еще какой. Понял, да?!

Слезы блеснули в карих глазах Чингиза, а я… Я понял, что значит «камень с души упал». Он не просто упал, он рухнул скалой, в сравнении с которой Эльбрус — кусок щебня, не больше.

— Это… Чингиз, я давно хотел сказать… — начал я, но вовремя осекся.

Зона не любит болтунов. Не надо военсталу знать о гауссганах. Во многом знании многая печали.

— Вот ведь как, Чингиз. Зона — дом мне родной. И так бывает.

Сказав это, я вдруг понял, что наконец определился, кто я и откуда, где мои корни и почему я вообще затеял эту возню с винтовками Гаусса. Потому что Зона — это мое все. И эта развалюха-мазанка, в которой мы засели, — моя. А сам я — ком радиоактивной земли, жила той псевдоплоти, которую сейчас доедают слепцы. И если бы Чингиз попросил меня объяснить сказанное, я бы не смог. Чтобы выразить мои чувства, не придуманы нужные слова.

Я так обрадовался, что почти прозевал атаку.

Разорвав псевдоплоть в клочья, стая прервала трапезу. Вожаку показалось обидным, что два смачных куска мяса покинули столовую. Нет уж, позвольте с вами не согласиться, уважаемые бродяги! От мутантов так просто не уходят!..

Стая двинула по нашим следам. Осмелев после удачной охоты, собаки громко выли, на бегу задрав безглазые морды к небу.

— Слышь, брат, а как мы теперь?..

— Отобьемся. Нам теперь ничего не страшно.

— Это ты прав! Это верно!

Он сказал еще что-то, но я не расслышал в грохоте выстрелов.

Собаки подбирались к дому на холме, на протяженности всего пути оставаясь под прикрытием гнилых стволов, беспорядочно наваленных тут и там. Пули прошибали эти стволы насквозь, разя заодно и мутантов. Я завалил пятерых кобелей, прежде чем остальные сумели подобраться на расстояние удара ножом.

Наверное, Чингиз ждал, что я воспользуюсь своей новой способностью и одним лишь словом уделаю всех мутантов в радиусе километра. Или двумя. Крикну: «Сдохните все!» — и слепцы свалятся замертво, пуская пену и харкая алым. Или тут же отступят, поджав хвосты, а на безглазых мордах застынет удивление: мол, круто, что мы еще живы!..

Примерно такое выражение было у Чингиза, когда я зарезал последнего пса — вожака, отдаленно похожего на ротвейлера. Если есть руки, обойдемся без слов. Взглянув на прокушенный комбез военстала, я сказал:

— Рану обработай антисептиком и перевяжи. Да водки не жалей! Не жалей, говорю, водки! Слепцы не брезгуют падалью, еще не хватало от заражения слечь…