Андрей Белоусов - Мнимые люди

Спустя двадцать минут вернулся майор с незнакомым, довольно жалкого вида, офицером.

— Вот, товарищ генерал, привёл. Это майор Серов, командующий девятым пехотным полком, — отрапортовал Глотов.

Генерал Платонов, не любящий спешки, в каких-то бы ни было делах, с достоинством снял круглые очки, помассировал глаза, после чего так же неспешно встал, заводя руку за спину и окинул царственным взглядом прибывшего майора.

Майор Серов на первый взгляд не выказывал уважения. Потрепанная и в некоторых местах порванная форменная одежда. На грязном лице со следами крови, присутствуют следы безумии, о чём характерно говорили подрагивающие губы и выпученные глаза, мечущиеся из стороны в сторону.

Наконец удовлетворившись беглым осмотром и придя к выводу, что перед его взором стоит именно майор, а не кто-либо иной. Хотя кто это мог быть ещё? Платонов Николай Степанович, (по батюшке), скорчил недовольную гримасу. Он не любил бросаться на незнакомых людей, вот так сразу, с бухты-барахты. А вдруг за кителем низшего ранга, скрывается человек обременённый более тяжёлыми погонами, чем есть на самом деле? Но по всей видимости с майором, Платонов быстро разобрался, внутренним чутьём догадавшись что перед ним именно обычный служака.

— Почему покинули место дислокации, майор? Почему бежали с поля боя? Отвечайте! — сведя густые брови в одну линию, громовым голосам потребовал ответа генерал.

Сглатывая и запинаясь на каждом слове, Серов попробовал оправдаться:

— Там их куча… Мы бы… не выстояли. Они были повсюду…

— Мне плевать, сколько их было! — отмахнулся генерал от жалких оправданий. — Почему допустили панику в рядах? Кто вам позволил отступать?! Вы дезертир, майор! И все ваши люди дезертиры! Под трибунал у меня пойдёте!

— Вы не понимаете! Их там было тысячи… Мы бы их ни за что не сдержали бы. У нас не было ни единого шанса! — срываясь на крик, призывал Серов к голосу разума.

— Это не вам решать майор, есть у вас шанс или нету, — одёрнул Платонов. — Вы должны были сдерживать врага любой ценой. И если уж на-то пошло, вы не имели права бежать с поля боя, вы обязаны были просить подкрепление и стоять до конца.

— Я просил о помощи. Мне сказали, что её не будет в течение часа. — Постепенно приходя в себя, майор более чётко формулировал предложения. — Но за час могло произойти всё что угодно! А потом… Потом, когда на нас насели основательно… Я не знаю, кто…, но кто-то бросил клич к отступлению. И… и все сразу же подхватили эту идею. Я… я не мог их остановить! Я пытался! Но во всех будто чёрт вселился!

— И вы бежали как трусы, — закончил Платонов сбивчивые объяснения майора.

— Да! То есть нет… — замотал головой Серов, захлёбываясь собственными словами, — но я не мог их остановить, поймите! Мне ничего не оставалось, только как, бежать вслед за остальными.

— Оставьте майор! Я не желаю больше выслушивать ваших оправданий, — скривился Платонов. — Майор Глотов, вы расформировали людей майора Серова?

— Мои командиры занимаются этим, товарищ генерал.

— Это хорошо, — похвалил Платонов. — Нам не нужны здесь паникёрские мысли, истеричных баб. По отдельности, они вряд ли снова запоют свою песню. Но вы проследите, майор и если что жёстко пресекайте.

— Слушаюсь. Я сейчас же передам, чтобы тщательно следили за новичками.

— Хорошо, — похвалил генерал и вернулся к карте. — А сколько всего человек вам удалось перехватить, майор? — вдруг спросил он, перечёркивая красным, кружок на карте.

— Чуть меньше двух тысяч, товарищ генерал. Мы еле их остановили. Они слишком сильно растянулись, при отступлении. Мы до сих пор отлавливаем отдельные группы, — ответил Серов, делая предположение что остальная часть дезертиров, отправилась в расположение полковника Куйбышева.

— Так, так, так, — стуча карандашом по карте, задумчиво сказал Платонов. — Не плохое пополнение мы с вами получили господа, — возвестил он офицерам штаба. — Можно прям второй фронт открывать, — усмехнулся генерал снова глядя на карту. — Майор Серов, где вы видели противника в последний раз? — спросил он, выжидающе глядя на провинившегося майора.

— Вот здесь, — подходя к столу, показал он на карте место, ткнув пальцем.

— Так, так, — обводя указанное место, пробурчал Платонов. — Ну что ж господа, с подачи майора готовимся к обороне. Майор любезно вывел противника именно на наши позиции. И по всей видимости ждать «мимов», нам осталось недолго. Спасибо майор, — то ли с укором, то ли с благодарностью, поблагодарил Николай Степанович. — И на этом пожалуй майор, мы с вами откланяемся. Налейте майору сто грамм и под арест его. С самого утра я вас отправлю в главный штаб, пускай это они там с вами разбираются, а мне недосуг. Подите прочь… — и царственным взмахом руки Платонов отослал провинившегося майора, с глаз долой.

— Ну что ж, господа, — поднимаясь во весь рост сказал он, после того как увели майора. — Всем всё понятно? Тогда по местам…

Когда штабная палатка наполовину опустела, Николай Степанович, накинул на себя плащ-палатку и вышел подышать свежим воздухом. Снаружи его встретила густая темень, особенно явственная, если сразу ступить в неё после яркого света.

— Скорей бы утро, — вздохнул он, глядя вверх, на непроницаемо-тёмное небо. Но несмотря на желание генерала, таковое наступит ещё не скоро.

Хоть часы и показывали уже предрассветное время, из-за непогоды рассвет откладывался на не определенное количество часов.

И стоя под струями дождя, генерал, обдаваемый порывами ветра, с тоскою смотрел на город, чьи очертания мельком проявлялись во вспышке молний. Стоял и не узнавал собственного города. С Москвою у него были особые отношения. И скорее всего было это — любовь. Настоящая, преданная любовь. Любовь преданного мужчины к женщине способной даже предать, оскорбить, бросить или растоптать. Всё равно эта будет любовь безоглядки и навсегда. Потому что неважно какая она, важно что она существует на свете, а иногда даже может пригреть и обласкать.

Будучи выходцем из аристократии, Платонов питал особые чувства к столице, многими даже не испытываемые за всю их жизнь в этом городе. Его прадед воевал за Москву. Его дед и отец защищали Москву. И вот теперь, он, защищает Её, но уже не от внешнего врага, как его предки, а от внутреннего. Он смотрел на неё и не узнавал своей возлюбленной. Потому что Москвы больше, так таковой, не было. Остался лишь жалкий остов от Её исторического наследия, Её души…

Такой, какой Она была, на протяжении столетий, больше никогда не будет. Всё уничтожено. Всё разрушено. Исторически-культурная Москва — убита. Потеряна навсегда…

Окрик из штабной палатки вернул Платонова к действительности.