Марина Абина - Грибница

Переселенцы выбрались из машин и несмело вошли на широкую открытую веранду, протянувшуюся вдоль всей южной стороны дома. Справа от массивной входной двери, на плетёном кресле-качалке сидел хозяин дома. В лунном свете, щедро заливавшем веранду, было видно, что при жизни это был высокий мужчина с мощной спортивной фигурой, но расслабленная поза, в которой застыло его тело и простая домашняя одежда на нём, выдавали спокойный и уравновешенный характер этого человека. По крайней мере, Арина от всей души надеялась на это: ведь она верила, что каков хозяин, таков и дом. На дощатом полу у ног хозяина лежало тело огромной азиатской овчарки. Они отправились в последний путь вместе.

Некоторое время все стояли и молча смотрели на эту почившую пару. Никто не решался зайти в тёмный дом. Только когда ветерок качнул входную дверь, Ярослав расценил это как приглашение и вошёл в большой зал, который, судя по обстановке, являлся и прихожей, и гостиной, и столовой, поскольку значительное пространство перед огромным камином занимал длинный дубовый стол. Арина вернулась к машине и принесла несколько свечей и спички, которые перед отъездом специально для такого момента положила в бардачок. Она расставила зажжённые свечи по всей длине стола, и помещение осветилось их мягким спокойным сиянием. Из тьмы вынырнули старомодные деревянные кресла, обтянутые коричневой кожей. Раритетный исполинский буфетный шкаф поблёскивал стеклянными фасадами и драгоценным фаянсом за ними. Оббитые тёмной деревянной панелью стены, были украшены рожками светильников и картинами. Угадывались также проходы в другие комнаты, но осматривать весь дом у новосёлов не оставалось времени — до конца ночи Ярослав планировал перевезти сюда остальное имущество общины и страусят. Все принялись переносить вещи из кузова Мерседеса в зал и складывать их под стеной.

Около трёх утра Ярослав с Ариной вернулись в свой прежний дом. Он показался им очень маленьким по сравнению с ДомомНадРекой. В этом уютном гнёздышке было место их семье, а ДомНадРекой станет гнездом их общины. В этом был некий символизм, заставивший их переглянуться.

Остаток имущества был приготовлен к срочной погрузке заранее, и они в скором темпе принялись заполнять им кузов. Потом настал черёд страусят занять свое место в кузове. Крылатые малыши с восторгом приветствовали своих воспитателей и двумя послушными стайками прибежали к Мерседесу. Арина заманила их в кузов и осталась там, на случай если какие-нибудь из наваленных в спешке вещей, вдруг упадут и придавят птенцов. Ярослав торопливо захлопнул заднюю дверь, так что девушка даже не успела попрощаться со своим домом. Когда бус выехал из маленького дворика, небо над горизонтом уже начинало сереть. А в том миг, когда они подъехали к крыльцу ДомаНадРекой, из-за чернеющей кромки леса вырвались первые лучи светила. Ярослав счёл это хорошим знаком.

— Ага, значит, они побывали тут, тут и тут, — Сергеич взял маркер и сделал пометки, соответствующие трём магазинам, на подробнейшей карте города. — Хм, ну что ж думаю этого достаточно, чтобы начать прочёсывать вот этот райончик. Как считаешь, Кирилл?

— Да, начальник, — пробасил тот, потирая ладонью затылок некогда совершенно гладкий, а теперь покрытый тёмной щетиной. Щетина при соприкосновении с грубой кожей ладони зашуршала, будто разбегающиеся от света тараканы. Кирилла передёрнуло.

Он брился наголо с четырнадцати лет, и теперь его не покидало чувство, что ему на голову мехом вниз приклеили шапку. Из-за растущих волос кожа на голове постоянно чесалась, поэтому он плохо спал по ночам, а утром вставал не отдохнувший и злой. Втихомолку здоровяк материл Евгению, которая три недели назад наказала ему отрастить волосы. Ей, видите ли, не нравилась его физиономия!

Согласно её плану, головорезы под началом Сергеича должны были превратиться в «честных блюстителей правопорядка», добровольно взявшихся за это неблагодарное и опасное дело. Наиглавнейшей их задачей стало «сохранить припасы и воссоздать новое общество из выживших после Пыления». Так, во всяком случае, должны были думать те самые «выжившие», явления которых Сергеич с Евгенией нетерпеливо ожидали. Что и говорить, Кирилл с его откровенно бандитской внешностью никак не вписывался в эту легенду, и Евгения заставила его отпустить волосы. Также исключительно согласно озвученному Евгенией лозунгу новоиспечённые «блюстители порядка» днями напролёт колесили по городу и забирали из магазинов и оптовых складов долгохранящиеся продукты питания, спиртное, сигареты, оружие и медикаменты. Всё это добро пряталось в тайниках, а особенно ценные припасы свозились на базу группировки — в место контрастов, где стиснутые со всех сторон высоченными заборами роскошных особняков, доживали свои последние годы жалкие лачуги с печным отоплением.

Это была наиболее старая часть города, некогда процветавшая рядом с работающими рудными и угольными шахтами и тогда ещё только строящимся гигантским металлургическим комбинатом, но постепенно превращающаяся в трущобы. За почти три сотни лет горных разработок подземные ходы источили богатые недра под городом, словно термиты трухлявый пень. Штольни протянулись на десятки километров вдоль рудных и угольных жил, старые выработки истощались, им взамен открывались новые шахты, расширяя границы города. Появлялись новые, более современные и благоустроенные жилые кварталы, куда стремились переехать рабочие семьи.

Контингент населения старого центра всё больше соответствовал его виду. Бывшие зеки, цыгане, попрошайки, карманники, напёрсточники и прочее отрепье сконцентрировалось здесь, вокруг своей главной кормушки — старого, но по-прежнему самого большого в городе базара. И именно эти люди, не обременённые привычками к честному труду и строгими моральными установками, сумели воспользоваться растерянностью остальных граждан, привычный уклад жизни которых был разрушен всего лишь за несколько летних дней горсткой властьимущих революционеров. За какой-то десяток лет после развала Советской Империи они сделали умопомрачительную карьеру, поднявшись с самого дна до высот городской элиты с вполне легальным бизнесом. Они продолжали жить в своём, снова ставшим презентабельным, родном районе.

Многосемейные бараки и грязные лачуги трансформировались в роскошные особняки, обнесённые высоченными глухими заборами с камерами наблюдения по углам. Свободной от построек земли тут было мало, а какая была — превратилась в ухоженные газоны, альпинарии, клумбы и рабатки.