Виталий Обедин - Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.

— Будь ты проклят, убийца! — заорал пропоротый кинжалом бретер.

Нелепое обвинение в устах того, кто минуту назад сам-трое собирался пустить мне кровь.

Я напрягся, ожидая атаки, но мерзавец повернулся спиной и припустил прочь. Его подельник с разбитым затылком, поколебавшись секунду, последовал бесславному примеру.

Глядя вслед улепетывающим задирам, я, наконец, справился с изумлением. На его место пришло понимание. Не удержавшись, я рассмеялся — коротко и зло. Бегите, дурни, бегите. Долго же придется бежать: Квартал Склепов-то, поди, на другом конце города!

Приблизившись к останкам заживо разложившегося наемника, я убрал пистолет и кончиком шпаги поворошил одежду. В сумерках слабо блеснуло серебро, подтверждая верность догадки.

Я опустился на колено, отложил шпагу, расправил испачканный камзол и расстегнул его крючки. Внутри, среди полусгнивших обломков ребер и хрупких, невесомых пленок, похожих на те, какие высыпаются из старых кувшинов с высохшим от времени содержимым, обнаружились четыре кусочка серебра размером не больше фаланги мизинца. Три из них напоминали по форме скобки, а один уже ничего не напоминал. Изуродованный и сплющенный попавшей в него пулей, он выглядел непонятной загогулиной.

Три целых и одна испорченная Скрижали запрета.

Величайшее достижение мудрецов из Колдовского Ковена, позволившее уживаться смертным и носферату.

Договор, заключенный Некромейстером Аланом с королем Максимилианом, суров, если не сказать жесток. Легализованный вампир, намеренный жить среди людей, обязан носить в груди Скрижали — это не обсуждается. Если вампир попытается удалить хотя бы одну Скрижаль, последует немедленное наказание. Чары, заложенные в кусок серебра, вырвутся наружу и вернут власть времени над телом, некогда обманувшим его. Когда такое происходит, бессмертные носферату разлагаются на глазах, превращаясь в тлен и прах, какими давно стали те смертные, что жили в одну с ними годину. Ибо все имеет свойство возвращаться на круги своя.

Случайно угодив в Скрижаль, пуля исказила ее и сместила. Это было воспринято, как попытка носферату разорвать договор со смертными и вырвать зачарованную метку из своей груди.

Чары активировались. Волшба свершилась. Носферату умер.

Умер не театрально, как его товарищи, игравшие роль задир-бретеров, а на самом деле.

Такого в пьесе неизвестного «режиссера» явно не предвиделось. Каким он видел финал? Я должен был лихо расправиться с наемниками? Или они — оставить меня, издырявленного ударами шпаг?

Подбрасывая Скрижали на ладони, я снова рассмеялся. На этот раз в голос и от души. Определенно охота на Ренегата становится все более занимательным приключением. Сначала мне пришлось резаться на ножах со смертным, которого я принял за вурдалака, вампирского выкормыша. Теперь — скрестить шпаги аж с тремя носферату, которые прикидывались смертными душегубами. Что дальше?

В чем смысл этих маскарадов? Кому так сильно не дает покоя мое намерение выяснить, откуда взялся чертов Ренегат? Кто мог отправить вампиров по мою душу?

Еще пучок вопросов, на которые нужно искать ответы.

Слабым утешением служил тот факт, что в останках убитого сохранились все четыре Скрижали. А раз так, выходит, это не констебль Второго Департамента и не ищейка Квартала Склепов. У первых в груди сидит только по одному, а у вторых — по три «серебряных Джона». Не бог весть что, но, выходит, в кои-то веки скелеты моих работодателей не торопились ухватить меня за шею своими костлявыми пальцами. И Некромейстеру Алану, и вице-канцлеру Дортмунду нужна была голова Ренегата, а не тайны, в ней хранящиеся.

Они желали, чтобы я остановил убийства, которые чинил взбесившийся кровожор, — все остальное могло пропадать пропадом.

Это упрощало дело, но не объясняло, где и через кого искать Ренегата.

По всему выходит, что за появлением вампира-отступника стоит кто-то третий. Тот, кто не стал пробовать меня нанять или уговорить, а предпочел пощекотать клинками. Кто знал, что рано или поздно я приду к лавке Эйнара Гамона. И не Калешти ли сдал меня этому третьему? Выходит, он его знает?

Вдалеке послышались резкие свистки городской стражи, привлеченной звуком выстрела. Столь быстрая реакция не удивляла: с появлением Ренегата число ночных патрулей в городе увеличили втрое.

Наскоро проверив карманы иссохшего носферату и ничего в них не обнаружив, я поспешил прочь, не желая быть застигнутым на месте происшествия. В связи с важностью задания дядюшка Витар, как глава Второго Департамента, официально наделил меня известными полномочиями, но объясняться со стражей по поводу убийства легализованного вампира все равно не хотелось. Шепну потом дяде, и он замнет все по-тихому.

Единственное, что могло бы меня задержать подле мощей этого дважды покойника, — возможность узнать его личность. Имя носферату сулило дать подсказку насчет того, кто руководил «постановкой» в Аптечном переулке. Но ведь его можно узнать и немного позже, не привлекая к себе внимания?

Рассудив так, я шмыгнул в ближайший переулок, укрываясь от желтого света фонарей, которые держали перед собой бухающие сапогами стражники. В кармане у меня позвякивали серебряные Скрижали.

Три целых и одна искореженная пулей.

Методично вливая в себя стакан за стаканом густое и темное тарнское вино, я сидел дома, в комнатах на Аракан-Тизис, глядел в пламя камина и баюкал разболевшуюся руку. Схватка в Аптечном переулке не прошла даром. Половина швов, наложенных доктором Шу, разошлась, так что пришлось просить его наложить их повторно.

Почтенный бакалавр медицины, кажется, искренне обиделся за столь пренебрежительное отношение к своим предыдущим трудам. Обида выражалась в том, что доктор не бубнил, как обычно, про мой «нездоровый» образ жизни, а просто делал свое дело — быстро и молча, лишь изредка попыхивая трубкой…

Дом был погружен во тьму: я не стал зажигать ламп и свечей, довольствуясь отсветами пламени, грызущего поленья в утробе камина.

Я пытался думать о результатах своей охоты, но, видно, слишком подустал за последние несколько дней и ночей. Мысль шла в голову крайне неохотно. Приходилось усилием воли возвращать себя к разрозненным фрагментам головоломки, упорно не желавшим состыковаться. Последние события мало что прояснили — скорее прибавили сумбура.

Кто-то поспешно рубит все «хвосты», за какие только можно ухватить убийцу-проглота. И Патрик Варра, и Эймар Гамон, знавшие тощего кровожора до того, как он слетел с катушек и превратился в Ренегата, мертвы. Эти ниточки обрезаны и сожжены. Но в то же время кто-то щедро рассыпает у меня перед носом путеводные крошки. И может быть, этот кто-то не один.