Андрей Левицкий - С. Х. В. А. Т. К. А.

И упал на спину — вернее, упал бы, но они поддержали его. Уложили осторожно. Маша надела рубаху Растафарыча, а его майкой была стянута спина сталкера. Индеец стащил с Филина куртку, брезгливо отпихнув тело подальше, свернул её и подложил под голову раненого.

— Я видел! — хрипнул Тимур. — Слышите, видел её!

— Кого? — спросила Маша участливо, гладя его по голове.

— Бесконечность. Она там, за «менталом». Она… чудесная. Прекрасная.

— Ну и слова, школьник, — покачал головой Растафарыч. — Не думал, что ты знаешь такие. Погоди, не дёргайся!

Отпихнув его, Тимур кое-как повернулся и схватил «слизень», соединённый с аномалией узкой прозрачной трубкой и паутиной мерцающих нитей. Дернул, порвав их, подтащил к себе.

— Школьник, не напрягайся, — посоветовал Растафарыч. — Мы пулю не вытащили, она тебе лопатку раздробила и застряла в кости. Если не хочешь, чтобы кусочки вместе со свинцом в лёгкие попали, лежи тихо…

Он взял раненого за плечо с намерением уложить обратно, но Маша схватила его за руку и покачала головой.

— Подожди, — прошептала она. — Смотри… смотри, что у него с волосами.

Не обращая на них внимания, Тимур лёг на бок и ударил кулаком по «слизню». Бархатистый бок вмялся, пошёл мелкими трещинками, из которых брызнул тусклый свет вместе с клейкими каплями чего-то густого и маслянистого. Он пошарил рукой вокруг, нашёл камень, схватил и стал колотить, равномерно нанося удар за ударом, превращая артефакт в кашу, в пузырящуюся лужицу, где плавали мелкие прозрачные комья.

Филин недоуменно огляделся. Только что он был возле аномалии и боролся с человеком внутри, а теперь находится здесь… Где — здесь?

Похоже на Зону, только она какая-то странная. Была ночь, а теперь почему-то ясный день. И небо — что это за дурацкое небо вверху? Какое-то неживое, будто из синего стекла. И что это гудит сзади?

Он повернулся. Гудела огромная воронка, широкой стороной касающаяся земли, а узкой проткнувшая небеса. Она была как гора… нет, как тысяча, сто тысяч гор. Филин в сравнении с ней казался муравьем на фоне высокого холма — и всё же он видел её всю.

Его потянуло к воронке, он начал сопротивляться — и тут она исчезла. Порвалась в верхней части, конец дёрнулся и втянулся в небо, нижняя часть распалась. Что происходит?! Он попятился. Нога провалилась во что-то. Бандит подскочил, оглянулся — по земле змеилась трещина. Из неё полился тусклый свет, брызнули капли чего-то густого и маслянистого.

Мир рассекли другие трещины, не только землю, но и неживое небо. Филин заорал и побежал, хотя бежать было некуда — Зона разрушалась со всех сторон. Куски ландшафта взлетали, кружась и сталкиваясь, вместе с ними поднимались деревья и холмы, всё распадалось на части, разбивалось, крошилось, ломалось… И растворялось в холодной серости, которая вдруг полезла из всех щелей, дыр и трещин гибнущего мира.

В безумном круговороте мелькнула знакомая фигура.

— Ты?! — выкрикнули они одновременно.

Филин подумал: но почему только один, ведь мы завалили сразу троих? И вспомнил, что Седой стоял ближе всех к лежанке, когда поднялась стрельба, даже склонился над ней… Вот почему его в момент смерти втянуло, а лаборанта с одним из охранников — нет.

Седой закричал:

— Это из-за тебя! Из-за тебя я потерял контроль, тебе обязательно надо было убивать меня?! Из-за этого весь установленный порядок нарушился! Теперь сдохни здесь!

— Вместе с тобой! — крикнул Филин.

Серая муть была со всех сторон, части ландшафта растворялись в ней, как куски пластика в кислоте, плавились и исчезали. Филин попытался ухватиться за пролетающий мимо куст, но тот размягчился под пальцами, как горячий пластилин, — и растекся, став невесомой взвесью, маревом…

Филин с Седым повисли в пустоте. Вокруг больше не было ничего — то есть вообще, просто пустота, бесконечная, как время и пространство, и пустая… как настоящая пустота.

Пустота начала впитывать их в себя.

Тяжело дыша, Тимур откинулся на свернутую куртку. Поднял дрожащую руку, провел ладонью по лицу.

— Успокоился, мэн? — спросил Растафарыч.

— Тимур, ты сделал, что хотел? — Маша склонилась над ним.

— Не хотел, — возразил он. — А должен был. Да, кажется, да. Стас… попал туда. Что ты сказала про мои волосы?

Она смущенно пожала плечами и произнесла со смешком:

— А ты второй, кстати.

— В смысле?

— Ну, недавно я Индейца откачала, а теперь мы оба — тебя.

Растафарыч и правда выглядел как «недавно откачанный». Синяки, нос разбит, уши распухли, на лбу ссадина. Он то и дело кривился от боли, ощупывал ребра и вообще двигался как-то скованно.

— Кто тебя отделал? — спросил Тимур.

— Да этот тощий с сумкой, — пробормотал Растафарыч.

— И где он теперь? И вообще, одного я вижу, а где все остальные?

— Нет никого. — Маша неопределённо махнул рукой назад. — Все там остались.

— Навсегда остались?

— Да, навсегда. Тимур, а сколько тебе лет?

Он покачал головой и тут же пожалел об этом — с шейными позвонками после падения вертолёта явно было что-то не так.

— Когда как. Иногда двадцати лет, а иногда все пятьдесят.

Маша смотрела недоуменно, а Растафарыч понимающе кивнул.

— Так что с волосами? — напомнил Тимур.

— Да вот, понимаешь… они теперь седые.

— Седые? — удивился он. — Что, все?

— Нет-нет, не переживай, они…

— Да я не переживаю, но…

— Проседь появилась. Прядь такая слева над лбом. Тебе, — она улыбнулась, — тебе даже идёт.

Тимур закрыл глаза. Вокруг журчала вода, теплый пар поднимался над ней и таял в воздухе вместе с призрачными пузырями, то и дело взмывающими над «менталом». Надо его уничтожить, подумал он. Взорвать или достать где-то лопату и разбить на части, раскидать их во все стороны. А то кто-нибудь ещё вроде Филина сможет дойти сюда…

— Ладно, сталкер, что дальше делаем? — спросил Растафарыч. — Если тебя сейчас не начать всерьёз лечить — загнешься к растакому Маврикию.

— Здесь поселок недалеко, — произнёс Тимур, не открывая глаз. — Дальше Крепость, а рядом поселок. Там вроде живет кто-то. Надо туда.

— Поселок, значит… Ну хорошо, стало быть, передохнем и пойдём к поселку.

Вояка кивнула, а Тимур добавил:

— Слушай, всё время хотел спросить. Кто такой этот Маврикий?

— Я откуда знаю? — удивился Растафарыч, обнимая Машу за плечи и прижимая к себе. — Сие тайна большая есть, сталкер. Большая, как бесконечность.