Андрей Ерпылев - Кровь и честь

Не рассчитывая на ответ, проводник снова нахохлился на своем камне, будто хищная птица.

Да и нечего было Александру сказать ему…

Саша лежал, прижимаясь заросшей щекой к гальке, и чувствовал, как металл, упирающийся ему между лопаток, давит все сильнее и сильнее. Еще немного — и штык проколет грубую одежду, войдет в живую плоть…

Ему повезло намного больше, чем проводнику: вон он — валяется у скалы, запрокинув бородатое лицо к равнодушному небу, прошитый в упор добрым десятком пуль. Такая же участь ждала бы и Александра, не насторожи туземцев все-таки несколько нездешние черты его лица и незагорелое тело, виднеющееся в прорехах растерзанного одеяния.

Сейчас трое афганских военных стояли в сторонке, переговариваясь о чем-то вполголоса, а молоденький солдатик караулил «пленного», едва не приколов его на манер бабочки к дороге.

Ибрагим Второй успел переодеть из прискучивших ему немецких обносков на новый лад не только гвардию, но и армейские части: ярко-зеленые, никак не маскирующие их владельцев мешковатые мундиры, каскетки — нечто среднее между кепи и шапкой-ушанкой с огромными кокардами… Видимо, за образец была все же взята русская форма, но то ли строчили ее по собственноручным эскизам правителя (а рисовать тот умел только цветными карандашами), то ли не желал кто-то, чтобы «эмирцы» в точности походили на «союзников»… Вышло аляповато. Если, конечно, это не частная армия какого-нибудь местного феодала, к Кабулу не питающего особенного пиетета.

«Ты с ума сошел, — перебил сам себя поручик. — У тебя жизнь на волоске висит, а ты о форме одежды туземной армии рассуждаешь! Пржевальский хренов!..»

Увы, больше заняться в таком положении было нечем…

Тем временем обсуждение его судьбы подошло к концу.

— Ты кто такой, — довольно чисто по-русски поинтересовался один из «зеленых», судя по кобуре на поясе — офицер, погоны которого, увы, в таком положении Бежецкий рассмотреть не мог. — Шпион? Англичанин? Говори, а то мы будем спрашивать по-другому.

Оба его товарища заржали, демонстрируя понимание «чужой мовы».

«Понимают по-нашему… И вооружены единообразно. Может быть, все-таки королевские войска? Тогда есть шанс…»

— Я русский, — ответил он.

— Русский? — не поверил афганец. — Почему же в нашей одежде? Русским незачем прятаться от друзей, они ходят открыто. Говори, кто ты такой!

— Я русский, — упрямо повторил поручик, чувствуя, что еще миг — и штык — слава Богу, не слишком острый — войдет меж ребер. — Выполняю особое задание.

— Ты врешь, — убежденно заявил туземец. — Что за особое задание? Тут крутом королевские земли, а русским нечего скрывать от нас, их союзников.

— Я не знал. Меня вел проводник.

— Он тоже русский?

— Нет, из местных… Пуштун.

— Пуштун? — присвистнул афганский офицер. — Какой же ты русский, если спутался с пуштунским отродьем? Да я вешаю каждого встречного пуштуна! Ты англичанин? Говори правду — и будешь жить.

— Я выполняю особое задание. — Саша цеплялся за последний шанс. — Его величество в курсе дела.

Ибрагима Второго в свои дела, да еще такие деликатные, разведка вряд ли сочла нужным посвятить, но это могло сойти.

— Его величество? — офицер расхохотался. — Ты еще скажи, собачье охвостье, что он тебя знает лично!

— Знает, — попытался кивнуть Александр, но лишь царапнул бородой о камни. — Еще по прошлогоднему походу.

— Я тоже был в том походе, — прищурился офицер. — А ты кого знаешь кроме его величества?

— Генерала Кайсара Али, джетурена Ахмада Ширвана… — начал перечислять имена известных ему туземных военачальников, чуть было не ляпнул про Али Джафара, но вовремя прикусил язык: не хватало еще афишировать знакомство с государственным преступником.

— Ха, кто их не знает! — хмыкнул афганец, но в голосе у него поубавилось уверенности. «Чем шайтан не шутит, — читалось в черных глазах, которыми он ощупывал лежащего перед ним „шпиона“. — Вдруг этот русский действительно важный чин?»

— Чем докажешь? — спросил офицер, знаком приказывая солдату убрать штык, и Александр тяжело поднялся с земли. — Какие-нибудь бумаги у тебя есть?

— Нет, никаких бумаг. Их опасно брать в дальний путь.

— Чем же ты докажешь, что ты не враг? — прищурился афганец. — Не лучше ли мне будет тебя пристрелить, а голову твою привезти в Кабул? Пусть там разбираются.

— Можно и так, — кивнул Бежецкий. — Но тогда твоя голова тоже будет лежать рядом с моей. Его величество скор на руку, не правда ли?

— А я могу и не возить никуда твою голову. — Улыбка офицера — теперь Саша видел, что это всего лишь бридман [31] Бридман — поручик, лейтенант. — стала похожей на оскал, а рука потянулась к кобуре. — Эка невидаль — пропали двое бродяг в горах!

— И потеряешь награду, — улыбнулся ему Бежецкий разбитыми в кровь губами: перед тем как начать допрос, ему как следует намяли бока. — Или ты бессребреник, бридман?

— Все равно ты должен доказать… — Упрямец медленно расстегнул кобуру и вытащил на свет божий «люгер».

«Ногой с разворота, — подумал поручик. — Перехватить пистолет, прикрыться офицером… Нет, не успею — вон насторожились все. Да и сил вряд ли хватит — все тело болит, а руку, похоже, повредили изрядно…»

— У меня есть только это, — решился он и, морщась, левой рукой неловко полез за пазуху.

— Чуть дернешься — стреляю, — щелкнул предохранителем бридман, делая шаг назад: солдаты тоже заклацали затворами.

— Что это? — брезгливо спросил он несколько секунд спустя, не решаясь притронуться к протянутому ему Сашей мешочку — черному и пропитанному потом. Именно поэтому он уцелел при обыске, принятый солдатами за какой-то грошовый талисман.

— Открой — увидишь.

Офицер взял у солдата штык, с омерзением на лице расковырял грязную кожу и ахнул, жестом подзывая остальных.

«Ну вот, — подумал поручик, устало опускаясь на камни: его личный конвоир тут же забыл о своем подопечном. — Теперь только ждать, что возьмет верх — жадность или благоразумие…»

— Да, этот перстень, несомненно, королевский. — Бридман тщательно завернул драгоценность в платок и спрятал в нагрудный карман: странно, но камень воспринял все это пассивно, иначе «святотатец» уже прыгал бы, тряся обожженной рукой. — Тем более мне стоит взять его себе, а тебя… — загорелый до черноты палец выразительно чиркнул поперек кадыка. — Как думаешь, русский?

«Уже русский, — невесело подумал Саша. — Значит, чего-то я добился…»

— Думаю, что его величество наградит тебя втрое, если ты доставишь меня во дворец живым.

Бридман долго ничего не отвечал, меряя оборванного бродягу с ног до головы тяжелым взглядом…

— Ну вот, а мне еще советовали ввести в Афганистане гильотину по французскому образцу или виселицу, как у вас, у русских.