Дмитрий Манасыпов - Чистильщики пустошей

Первый, еще молодой, но уже с густо выбеленными сединой волосами, собранными в хвост на затылке, придвинулся поближе к лампе, мягко заливающей комнатенку желтоватым светом. На спинке его стула висела выцветшая и застиранная штормовка. Брюки из того же комплекта были аккуратно заправлены в высокие ботинки со шнуровкой и двумя ремнями, плотно обхватывающими голени. Черный свитер с высоким горлом выпущен поверх брюк. Из-за этого не видно, что под ним, но знающий и опытный сразу догадается, что вон тот выступ с левой стороны — рукоять ножа. А если наблюдатель действительно опытный, то для него не будет секретом и то, что это скорее не нож, а кинжал. Длинный, широкий, с глубоким долом по клинку, массивной пластиной гарды и прорезиненной ручкой, украшенной тяжелым металлическим навершием. Ножны, скорее всего, крепятся к надежной, из очень толстой бычьей кожи, портупее. А справа, где свитер ничего не оттопыривает, вниз от нее уходит другой ремень, синтетический. Достает до середины бедра, соединяясь со вторым, плотно обхватывающим крепкие мышцы. А на нем, с наружной стороны, подвешена очень удобная кобура, в которой сейчас мирно дремлет большой автоматический пистолет из дымчатой стали, с гравировкой змеи по ствольной коробке.

Напротив него прихлебывает из старой солдатской кружки ароматный чай другой, полная противоположность первому. Он такой же высокий, но если у соседа худоба похожа на ту, которой обладают поджарые степные волки, то второй скорее худ из-за какой-то болезни. Тонкое и умное лицо, очки в золотой оправе, светлые и коротко стриженные волосы. У него бледная, как будто никогда не видевшая солнца кожа. У того, с пистолетом, кожа темная, выдубленная солнцем и ветром, как у людей, что подолгу бывают на открытых пространствах. И даже пальцы и ладони, которые выглядят очень сильными, у них разные. У первого с набитыми мозолями костяшек, покрыты шрамчиками, ожогами и заусенцами. У второго же — руки очень ухоженные и чистые.

Второй и одет совершенно по-другому. Его свитер тоже с высоким горлом и из натуральной шерсти. Но если у первого он свободно болтается, то у второго — узкий, сидящий в облипочку. И не темный, а вязанный из пряжи трех цветов, с непонятным рисунком на левой стороне груди. Брюки, аккуратные и отглаженные, в темно-серую клетку, свободно опускаются на невысокие и мягкие туфли. У первого ботинки блестят, отражая свет лампы, у второго же обувь пыльная и заношенная.

Третий собеседник, сейчас негромко говорящий низким и гулким басом, явно не хочет оказаться на свету. Он сидит, откинутый на спинку очень массивного кресла, так явно отличающегося от одинаковых стульев соседей. И это немудрено, потому что он громаден, с большими тумбами ног и широкими плечами, в которых утопает квадратная голова с ежиком густых волос. У третьего собеседника всего один глаз, отблескивающий в свете лампы зеленцой, дыхательная маска, проходя через которую голос становится еще глуше. И всего три пальца на каждой руке, толстых, длинных, заканчивающихся острыми недлинными когтями. Кожа с чешуйками, покрытая темными жесткими волосками, темная, желтоватая.

Его кресло металлическое, крепко прижатое к полу толстым стальным стержнем, со специальными кожаными ремнями, туго затянутыми на руках, ногах, торсе третьего. Сейчас один из них чуть ослаблен, давая ему возможность хоть немного двигаться. Но он старается не делать этого. Потому что знает: пистолетчику ничего не стоит мгновенно выхватить свою металлическую игрушку… И еще к его запястьям, лодыжкам и вискам, густо смазанным отвратительно воняющей мазью, прилеплены датчики, передающие информацию о физическом и психическом состоянии на монитор, стоящий перед очкариком.

Вооруженный отбивает по крышке стола причудливый ритм, саркастически ухмыляется, поворачиваясь к соседу:

— Проф, тебе не кажется, что наш друг решил поиграть в молчанку?

— Не иначе, Мастер, не иначе. — Проф нагибается вперед, направляет лампу прямо в лицо третьему и подкручивает верньер, делая свет ослепительным до невозможности. — Так, Шестьдесят дробь пятнадцать, будем говорить?

Неподготовленному наблюдателю наверняка сейчас стало бы очень неприятно. Поименованного дробным числительным красавцем назвать сложно. Кожа на лице в таких же, как и на руках, крупных чешуйках, темных и выпуклых. Единственный глаз, круглый, с вертикальным, как у кошки, зрачком. На месте второго диковинное механическое приспособление с подвижным окуляром, матовым, поглощающим свет лампы. Нос, запавший в толстые складки, с вывернутыми ноздрями, шумно вдыхает воздух. Губы, тонкие, плотные и темные, за которыми чуть поблескивают зубы, хоть и очень острые, но удивительно маленькие для такого существа. Ежик волос жесткий, напоминающий щетину. Существо шумно дышит, но говорить все-таки начинает. У него сухой и шелестящий голос.

— Меня зовут не Шестьдесят дробь пятнадцать, мертвец. Меня зовут Ящер, и ты это прекрасно знаешь.

— Хм… — Проф удовлетворенно улыбается. — Ну те-с, уважаемый, во первых строках моего письма — никакой я не мертвец. Скорее даже наоборот. А во-вторых — какой из тебя Ящер? Ящер был глава рем банды генетически измененных ублюдков, которые могли терроризировать крестьян и слабеньких торговцев. Где те ублюдки и где ты, Шестьдесят дробь пятнадцать? Ты даже не смог заставить себя срезать тот кусок кожи, на котором этот номер выколот очень давно.

— Меня зовут Ящер! — Существо дергается, но застывает, когда черный кружок ствола оказывается направленным на него.

— Рот прикрой, чудовище. — Мастер ухмыляется, расплываясь в очень гадкой и хищной улыбке. — Ящер… Тоже мне, крокодил, блядь, варан-кайман. Сюда слушай, шваль чешуйчатая, мне уже надоело ждать результата. Слушай и отвечай: где собираются такие-же, как и ты?

— Да хрен что я тебе скажу, говнарь. — Существо смеется, облизываясь длинным языком. — С какого хрена я тебе, засранец, чего-то должен говорить?

— Вы посмотрите-ка, экий у нас тут храбрец! — Проф восхищенно качает головой. — Чего ж тогда, Ящер, ты вздрогнул, стоило Мастеру достать свою пушку, а?

— Я бы на тебя посмотрел, чмо очкастое… — Ящер вновь откидывается на спинку, насколько позволяет плотный ремень. — Чего, дальше будете тут передо мной выеживаться или просто шлепнете? Ни хрена вам ваши приборы не помогают, да, умник? Не помогают психотропы, ай-яй-яй, обидно, наверное?

— Достал! — Проф неожиданно резко хлопает ладонью по столу. — Будешь говорить?!

— Иди в жопу, червяк! — Ящер скалится, разъяренно смотря на него.

— Ну и дурак… — Человек в очках успокаивается так же быстро, как до этого вспылил. Но от этого спокойствия громада, сидящая в металлическом кресле, неожиданно понимает, что очень сильно хочется вжаться в холодную спинку.