Алексей Доронин - Сорок дней спустя

Они напрасно приехали сюда. Здесь нечего ловить и некого предупреждать. Эти люди такое же мясо, как и те, что в городе.

— Поехали, — махнул рукой своим Владимир. — Дел выше крыши. — И бодрым шагом направился к своей машине, пиликнув брелоком сигналки.

За ним, как один человек, двинулись два десятка мужиков в туристских штормовках. Они были разными, но что-то неуловимо общее проскальзывало в походке, лицах, взглядах. Через пять минут полтора десятка внедорожников один за другим вырулили с площадки и, легко одолевая ямки, наполненные застоявшейся водой, покатились по проложенной через негустой ельник просеке.

Вслед им неслись усиленные динамиками куплеты партизанской запевки: «И как в мае, и как в мае сорок пятого, будем гнать и будем бить врага проклятого…»

Никого из тех, кто был на Поляне, они больше не видели.

День спустя наземный ядерный взрыв снес Новосибирскую ГЭС, вскипятил водохранилище, и десятиметровая стена клокочущего кипятка обрушилась на палатки, сварив людей за секунды.

Через час вереница автомобилей мчалась по трассе на юг.

До Гнезда они добрались уже затемно. Окрестности лагеря встретили их тишиной, нарушаемой только пением сверчков, которое другим людям показалось бы романтичным. Стеной стояла девственная тайга, и силуэты гор на горизонте казались сошедшими с картины. На границе Новосибирской области и Алтайского края места были красивые, но заброшенные.

Тридцать лет назад тут был неплохой колхоз, в котором выращивали рожь, гречиху, овощи. Здесь же стояла одна из лучших в районе пасек. Но лихие девяностые проехались по нему, как колесница Джаггернаута, оставив только груды битого кирпича и бетонные сваи, отмечавшие место, где строилось овощехранилище. Людей не было на десять километров вокруг. Чуть дальше в двух деревнях, превращенных после закрытия школ в резервации, доживали свой век полтысячи селян. Иногда сюда забирались грибники, ягодники и собиратели черемши, хотя и они предпочитали более обжитые места. Летом в лесу легче было столкнуться со зверем — от барсука до волка, чем с кем-то из них. Когда люди уходят, природа быстро заполняет пустоту живыми тварями, но промысловой дичи здесь не было, поэтому и охотники сюда не наведывались.

Если выстрелы и звучали, то только со стороны базы, но их никто или почти никто не слышал. Поэтому ячейка и выбрала это место. При желании можно было найти и поглуше. В необъятной Сибири даже в начале третьего тысячелетия могли существовать раскольничьи выселки, которые не знали о падении самодержца всероссийского.

Можно было осесть там, куда кроме как на вертолете или вездеходе не добраться. Но тогда встанет вопрос о полной автономности. Владимир с товарищами сходился во мнении, что идея о самодостаточности — чепуха. Робинзонят пусть придурки-анастасийцы и прочие непротивленцы. А они будут брать от цивилизации или ее трупа все, что можно.

Если их предсказания относительно социального краха сбудутся, в первые сутки люди an masse еще не расчухают, что все изменилось. И из этой обстановки бардака они должны извлечь максимум пользы. Действуя по принципу «один день летом год кормит», экспроприировать все, до чего дотянутся, — не только для выживания, но и на обмен.

Отсюда за полчаса можно выйти на оперативный простор — трассу М52, открывающую доступ к областному центру. Идеальный вариант, когда к ним никто не сунется, а для их вылазок открыт весь юго-восток региона плюс небольшая северная часть Алтая. С деревенскими отношения вроде налажены, да и те уверены, что в заброшенном санатории проводятся только выездные шашлыки да пьянки. В случае чего противнику в последнюю очередь пришло бы в голову искать здесь ценный хабар. Но даже если б и пришло, его ждал бы хороший отпор. Владимир бывал там и зондировал обстановку. На все село было не больше пяти охотников, худо-бедно кормящихся с тайги. Остальные ружья или давно пропили, или из их владельцев сыпался песок.

Дорога пошла под уклон. Лес на время уступил место практически голым овражистым склонам.

Когда-то здесь был неплохой санаторий для детей с ограниченными возможностями. С двумя утепленными корпусами, прекрасной котельной и современным по тем временам спортивным оборудованием. Он пережил даже девяностые, а вместе с ростом цен на нефть получил второе рождение. Но снова пришли тяжелые времена, и государству стало не до убогих — хоть детей, хоть взрослых. Семь лет назад санаторий продали с молотка.

Однако и приватизация не спасла. Новые хозяева попытались перепрофилировать его под лыжную базу, но не хватило капиталовложений. Кризис набирал обороты, цены на услуги транспорта и коммуналку карабкались вверх, и дорога стояла который год без ремонта. Вскоре содержать малопосещаемую базу стало невыгодно и частникам; конкуренция, удаленность от цивилизации и похабный асфальт решили ее судьбу. Те, у кого оставались деньги, предпочитали отдыхать там, где не было риска столкнуться с косолапым на узкой тропинке.

Злосчастную базу снова вернули за долги муниципалитету, а тот, похоже, махнул на нее рукой. Участок зарастал травой, постройки ветшали, только жители окрестных деревень да бомжи наведывались сюда в поисках цветмета. Когда и металла не осталось, забыли дорогу и они.

В 2015 году фирма Богданова арендовала у района площадку на десять лет за сущие копейки. Формально турбазу предполагалось восстановить, для чего был даже составлен бизнес-план. Правда, за четыре года никто не удосужился приступить к его реализации, но на это властям района было наплевать, лишь бы плата вносилась вовремя. Даже электричество не было проведено. Для своих целей сурвайверам хватало дизеля; также была приобретена, испробована и отложена до поры компактная мини-ГЭС производства ФРГ, работавшая по принципу водяной мельницы. Рядом с Гнездом был ручей, скорости течения в котором хватало, чтоб крутить турбину.

Летом тут было еще ничего, а вот зимой — полная жопа. Дорогу заметало так, что добраться можно было только вертолетом. Ни врача, ни милицию не вызовешь, если припрет. К счастью, все они были молодыми и здоровыми, а защитить себя могли сами.

Подъехав к проржавелым воротам, они услышали лай собак. Если смотреть с дороги, через густой подлесок, база выглядела заброшеннее некуда.

— Эй, на вахте! — зычно крикнул Богданов, опустив стекло. — Хозяева приехали.

Худой мужик в болотных сапогах и поношенной энцефалитке налег на створки, пропуская колонну машин на территорию.

Петрович был школьным приятелем Богданова, хотя выглядел лет на десять старше. Его сильно побила жизнь, познакомив и с сумой, и с тюрьмой. При этом он был человеком кристальной души и мастером на все руки, проблема была только в тесном знакомстве Петровича с зеленым змием, хоть он божился, что завязал. Безработный и бездомный инженер, он жил здесь безвылазно, за кров, еду и небольшую плату обходя территорию с ружьем, шугая бомжей и следя за сохранностью построек. Две кавказские овчарки тоже находились под его присмотром. Или наоборот, черт его знает.