Святослав Морозов - Потеряные

- У нас нет выбора. Сейчас мы точно никуда не дойдем.- Голос Тира был монотонным от усталости. Чувствовавшая себя почему-то очень виноватой Травка, вообще боялась обратить на себя внимание.

- Поедим и спать, - рассудил Тир. - Кирилл, тут еда есть?

- Да, - немного удивленно сказал Кирилл, поскольку не заметить кучи банок, стоящих на двух стеллажах, было трудно. Он еще не привык, что Тир не видит, ведь слепой подросток двигался совершенно свободно, получше зрячих, тонко чувствуя препятствия. - Это дядины запасы. Авось не убьет. Открывай, вот тушенка и фасоль вкусная.

Но Тир, воткнувший нож в первую банку, вдруг сполз по стене и, привалившись боком к куче свертков неизвестного назначения, внезапно засопел носом. Через секунду спали все.

Сон Тира был наполнен звуками и ощущениями. Вокруг него смыкались стены тоннеля, и он никак не мог нащупать выход. Кругом - сыпучая порода, и он чувствовал, что потолок нестабилен и грозит высыпать ему на голову многотонную тяжесть. Самое страшное было то, что он отчетливо слышал, как его зовет Рекс, и голос у бывшего десантника до боли беспомощный и растерянный. Нужно предупредить Рекса, что он, Тир, здесь, что грозит обвал, увести его в безопасное место. Слепой парень силился крикнуть, позвать отца, но не мог издать ни звука пересохшим горлом. Тир забился в узком пространстве, задыхаясь, проваливаясь в неописуемый ужас от невозможности вздохнуть, крикнуть, предупредить. И услышал, почувствовал шестым чувством слепого, как проседает порода где-то там, где кричал отец. И криков уже не слышно, но он точно знает, что Рекс еще жив, расплющенный дикой тяжестью, и в последние секунды мысли отца о нем, Тире. И не в силах стерпеть эту страшную потерю, парень захрипел и забился, задыхаясь, как в отравленном склепе, зашелся в хриплых, страшных рыданиях. Чуткая Трава подскочила, как ошпаренная. Она была единственная из всех, кто хорошо спал, ел и отдыхал в последнее время, Близнецы в счет не шли, и поэтому смогла быстро среагировать. Она, треснувшись в темноте о какой-то ящик, подобралась на звук к бьющемуся Тиру, прижала его голову к груди, зашептала, как маленькому:

- Тише, тише, все хорошо. Дыши, Тир, я с тобой… все хорошо - повторяла девочка, как заведенная, сама перепуганная внезапным приступом Тира. Парень никак не мог вздохнуть, все еще погибая под ночным обвалом. Трава сжала изо всех сил его бока и встряхнула, надеясь, что легкие отреагируют сами. Тир и вправду судорожно вздохнул, и кошмар начал отступать. Почувствовав рядом теплое, гибкое, родное тело Травки, парень несколько раз всхлипнул, не в силах справиться с наваждением и, скорее почувствовал, чем услышал, что Травка с облегчением вздохнула вместе с ним. Тир, по детски, уткнулся мокрой от слез щекой в ладошку Травки и на секунду прижался к ней губами, не в силах выразить нахлынувшую благодарность к девушке.

Кирилл открыл глаза и прислушался. В темноте кто-то рыдал, по-мужски, взахлеб, и голос Травки шептал что-то утешительное. Кирилл почувствовал, что изнутри поднимается и перекрывает дыхание огромный раздувшийся до боли колючий шар, и дышать все труднее и труднее. Голос Травы был так похож на голос мамы, когда она успокаивала его по вечерам, если на него накричал дядя, или избили пацаны, или просто он пришел ободранным или обиженным. Мама так же бормотала что-то утешительное ласковым тревожным голосом и гладила его по голове. А теперь этого больше не будет, никогда не будет, вообще никогда… Страшное чувство потери и одиночества, копившееся последние несколько суток, прорвалось наружу, пока уставший и сонный мозг не успел перекрыть доступ к эмоциям. Кирилл судорожно вздохнул, но, не справившись с собой, уткнулся лицом в тряпки, на которых лежал и, вцепившись в них изо всех сил сбитыми в кровь пальцами, забился в страшном безмолвном плаче, стараясь не разбудить спящих ребят.

Травка растерялась. В чуткой темноте она не могла не слышать Кирилла и ее сердце сжалось от боли, отозвавшись на непонятное пока горе чужака. Проснулась Рыся и, каким-то шестым женским чувством ощутив происходящее, просто подкатилась к рыдающему парню и обняла его, приткнувшись к нему всем телом в порыве детского искреннего сострадания. Кирилл вдруг громко всхлипнул и прижал к себе девочку так крепко, что она почти задохнулась, но не осмелилась освободиться, больно уж искренним было горе парня: бескрайнее, горькое, страшное. Оно прорвалось наружу, как землетрясение: бесконтрольное и непонятное. Рыся, как взрослая, гладила его по трясущемуся плечу, по спине, куда смогла достать неудобно прижатой рукой, и бормотала что-то утешительное. Кирилл, уткнувшись в ее пушистую пыльную макушку, задыхался от попыток выразить хоть что-то вслух, испытывая неловкость от происходящего и невозможность остановиться. И только сильнее стискивал полузадохнувшуюся девочку.

Вспыхнул свет фонарика. Растерянный Пард нашел традиционный здесь светильник, заправленный каким-то довольно вонючим маслом, и зажег фитилек. Он спросонку вообще ничего не понял, и спросил было в чем дело, но на него шикнули хором обе девочки, и коморка опять погрузилась в тишину, нарушаемую мучительными судорожными всхлипами. Но появления света было достаточно, чтобы Кирилл взял себя в руки, осторожно отодвинулся от Рыси, наконец сумевшей вздохнуть. Потом, еще судорожно вздрагивая, вытер мокрое лицо рукавом и, не зная куда деться, улегся спиной к остальным. Ребята тревожно переглянулись. Тир сжал ладонь Травы, ничего не спрашивая. Наконец, Трава подошла к Кириллу, присела рядом и положила руку к нему на плечо.

- Рассказывай, - просто сказала она.

- Что?- не поворачиваясь, глухо ответил Кирилл.

- Ну, не просто же тебя так развезло. И нас ты полез спасать не просто так. Рассказывай все, нас учили, что плакать можно и нужно, никого ты тут слезами не напугаешь. Высунувшаяся из своего угла Рыся согласно закивала. Пард благоразумно промолчал. А Тир, помедлив, подсел на тюки рядом с отвернувшимся парнем, нащупал его руку и сжал его ладонь своей. Плечи у Кирилла снова задрожали.

- Вам зачем? -Вы уйдете, а я - останусь, - почти выкрикнул он и опять уткнулся в тряпье зареванным лицом, попытавшись вырвать руку у Тира. Тир успел перехватить руку парня покрепче.

- Погоди, ты расскажи, что случилось. Тебе некуда идти? - догадался он.

- Некуда, - неожиданно спокойным, каким-то мертвенным голосом выдохнул Кирилл. Парень вдруг сел, будто на что-то решившись, повернулся к ребятам и, не пытаясь вытереть слезы, заговорил медленно, через силу, с трудом продавливая слова через стянутое спазмом горло.

- Я с дядькой, с Андреем Петровичем, три года уже хожу. Он меня как лошадь использует. Грузит, а потом дает еду и одежду. Я маме и сестренке приносил. Сестренка такая же, как вот она, - парень кивнул на Рысю, прижавшуюся к Траве и слушающую, открыв рот, - только черненькая. А так, тоже с косой и щеки тоже, и ростом… была. - Кирилла опять задушила волна рыданий. Ребята совсем притихли, понимая, что произошло что-то страшное и сострадая рассказчику всей душой. Когда парень справился с собой, он продолжил, все так же, не пряча лицо и не вытирая слез. - Дней пять назад мы пришли из ходки. Товару было мало, шли быстро, смотрим, в главном тоннеле воды по колено. А на станции - кругом вода, и одни трупы. Никто не ушел. Вода прорвалась ночью, все были в палатках. Сколько она стояла там, мы не знаем, и как сошла - тоже. Нас неделю не было.