Дмитрий Манасыпов - Район-55

Егерь погладил ее по голове, наклонился, поцеловал в затылок. Пусть эта девочка ему и изменила, пусть. Но она оставалась тем кусочком его еще совсем недавно прекрасной и мирной жизни, который он не собирался терять. Не сейчас. Да и никогда. И никому, ни людям, ни непонятным тварям, ни Богу, ни черту он не даст ее обидеть. Не простит, да, но и не позволит никому сделать ей больно.

Он завел двигатель и снова погнал машину вперед. Если ничего не случится, то ехать им еще минут сорок. После того как шоссе через пару километров сделает петлю, ехать придется сначала по уложенным давным-давно бетонным плитам, а потом и вовсе по грунтовке. А за мостом дорога вообще станет плохой. Но если в связи со всеми ночными происшествиями река не вышла из берегов, то «Нива» пройдет легко. А после Ключей ехать останется совсем ничего.

Машина легко катила вдоль выстроившихся по обеим сторонам дороги аккуратных коттеджиков и старых, построенных почти сразу после возникновения города домов.

По обочинам клубился густой зеленоватый туман. Несколько домов горело. Во дворе одного из них было заметны изломанные тени, склонившихся над чем-то. Или кем-то.

В свете фар на пятачке асфальта перед спуском на бетонку что-то мелькнуло. Егерь выключил свет и заглушил машину, пустив ее накатом.

– Наташа…

– Да? – Глаза все еще оставались мокрыми, но голос не дрожал. А вот это уже хорошо, умница девочка.

Мужчина улыбнулся.

– Впереди что-то непонятное. Подъедем, и будет видно, что да как. На, возьми. – Он протянул ей, рукоятью вперед, пистолет. – Помнишь ведь, как пользоваться.

Наталья взяла тяжелый вороненый пистолет за ребристую ручку. Подняла на Егеря глаза и кивнула. Щелкнула предохранителем, оттянула раму, досылая патрон. Подняла ствол вверх, отведя в сторону окна. Егерь одобрительно хмыкнул, нажимая на тормоз. Подождал, когда машина окончательно остановится, открыл дверцу, подхватил карабин. По-кошачьи плавно выскользнул наружу.

Наталья смотрела ему вслед, понимая, что все-таки ее муж был и остался тем, кем его сделали. Прекрасной, экономичной, страшной и кому-то когда-то так необходимой боевой машиной. Годы мирной жизни слегка притупили все-то, что он умел, но не смогли лишить его этого смертельного мастерства ни на йоту. Сейчас все стало на свое место и Егерь опять вел собственную войну. За нее, предавшую его, в первую очередь. Не за себя, нет. Это она поняла сразу…

Егерь скользил, прижимаясь к земле. Впереди стояли две машины, грузовик и какая-то импортная легковушка-седан. Грузовик, судя по всему, въехал в иномарку, впечатал ее в столб электролинии. А его водитель сейчас шел к тем, кого сбил. И в руке водителя было явно что-то тяжелое и металлическое, скрежещущее по неровному асфальту.

Девчонка прекратила кричать. Давно, минут десять назад. Только судорожно всхлипывала, размазывая по щекам слезы.

Пятнадцать минут назад к ней в камеру зашел Семеныч. Прапорщик был доволен осмотром, который произвел в «оружейке», так как теперь ему стало понятно, что боеприпасов хватит на первое время с избытком. В таком прекрасном расположении духа он и появился в камере.

Рыженькая сжалась в комок, пытаясь отползти от него подальше, чем еще больше порадовала его. Семеныч полюбовался на нее еще немного, добродушно попыхивая сигаретой, прежде чем приступил к действиям. Сначала она молчала. И лишь когда он спустил брюки, открывая то, что до этого момента пряталось под ними, только тогда она закричала. Безнадежно и пронзительно…

После того как первое желание прапора было удовлетворено, он отпихнул ее в сторону. Ногой отправил в угол разодранные вещи, одобрительно хлопнул по нежной коже на ягодицах. Она вздрогнула.

За стеной громко возмущались две размалеванные сверх меры лахудры, на которых сначала остановился его взгляд. Они уже давно мешали прапору целиком погрузиться в нирвану, поэтому он решил прекратить этот галдеж. Еще раз потрепал рыженькую, мол, не печалься, скоро вернусь. Встал с нар как был, голышом. Его это нисколько не смущало. Достал из кобуры «макар», поменял обойму и дослал патрон в патронник. Больше оружия при нем не было, он оставил его в оружейной. Дверь скрипнула, повернувшись на давно не смазанных петлях.

– Ой… – Высокая лахудра, увидев его, немедленно заткнулась, постаравшись спрятаться за свою товарку.

А вот та ничего не заметила, продолжая орать. Вероятнее всего, их обоих привезли в ГОВД совсем пьяными и хмель из голов до сих пор не выветрился. Вместе с выделившимся во время перестрелки адреналином эти обстоятельства выдали жесточайший коктейль, который и не давал тетке успокоиться.

– Ка-а-а-зе-ел!!! А слабо не с девчонкой справиться, а с нормальной бабой?! – надрывалась она, ни разу не потрудившись обратить внимания на подругу. – Гандон ментовской! Да я тебе…

Банг!!! Ее швырнуло на стенку, по которой она медленно сползла на пол, хрипя и хватаясь за грудь. Глаза закатились, ноги засучили по бетонному покрытию. Семеныч ухмыльнулся, глядя на ее подругу, которая также скорчилась рядом, закрывая голову руками.

– Доорались, коровы? – Прапорщик наклонился над ней, потыкав в макушку стволом пистолета. – Сейчас контрольный звонок в голову тебе с подругой, и все, будете знать, как бороться за права человека. Усекла?

Сзади лязгнуло, тем лязгом, который знаком всякому, кто имел дело с оружием. Именно такой звук издает затвор автомата, когда его отводят назад и отпускают, досылая патрон из магазина. Семеныч начал разворачиваться, когда загрохотало.

Стрелок опустошил весь магазин, выпустив тридцать патронов в широкую спину прапорщика практически одной длинной очередью. Это и подвело его, когда после первых десяти ствол повело вверх и в сторону. Если бы на месте худенькой девочки с хвостом рыжеватых волос был кто другой, кто умел обращаться с такой штукой, как АКСУ…

Но свое дело очередь все-таки сделала, повалив тяжелое тело Семеныча на его жертв, избороздив спину отверстиями от попаданий. Он рухнул, захрипев и забулькав продырявленными легкими, выплеснув изо рта целый поток крови.

Девочка всхлипнула, опуская АКСУ. Автомат повис в правой руке. Левую, дрожащую, она поднесла к лицу, растирая слезы напополам с потекшей тушью.

– Су-у-у-ка-а-а… – Она вдруг истерически хохотнула. – Тварь… я его завалила! Тварь конченая, сучара, да подыхай ты у-же-е-е-е!!!

А Семеныч если и умирал, то очень медленно. Странная, набухшая гипертрофированными мышцами и ощетинившаяся острыми выступами фигура все еще дергалась.

Женщина, которой прапор не успел выпустить мозги, встала и подошла к рыженькой. Приобняла за плечо и начала подталкивать к выходу из камеры: