Дмитрий Никитин - Алайцы на Айгоне

Большинство прогрессоров уходили после нескольких лет работы. Некоторые - по медико-психологическим показателям, основная масса - по собственному желанию. Иногда такое решение объяснялось самыми необычными причинами. Генриху особенно запомнился Тойво Глумов. Этот мальчишка с фанатическим блеском в глазах кричал, что пока они топчутся на Гиганде, по Земле вполне могут свободно разгуливать прогрессоры Странников. Глумов тогда ушел 'контрразведчиком' в КОМКОН-2. Забавно, но впоследствии именно Тойво объявили тайным агентом сверхцивилизации Люденов.

Чаще от увольнявшихся можно было услышать стандартное: 'Скучно. Служба гордая, но скучная. Нет женщин. Нет умных бесед. Скучно'. По поводу умных бесед Генрих, пожалуй бы, согласился. По нуль-связи с Землей особенно не поговоришь, ближайший землянин в тысячах километров, а воздушный транспорт и радиосвязь с недавнего времени попали под запрет. От гигандийца интересного дождешься редко, да и вообще, в любом разговоре с местным думаешь, прежде всего, о работе, решаешь, что с ним делать дальше - развивать интеллектуально или же ликвидировать как лицо для прогресса вредоносное. А может, согласно последнему указанию Центра, сыпать ему в вино снотворное и вывозить на Землю по разряду особо выдающегося ученого.

А вот с женским обществом проблем не было совсем, если, конечно, не считать всех сигмадраконок глупыми похотливыми курицами. Над прогрессорами даже подшучивали, что, мол, выбирают свою профессию, чтобы подобрать инопланетную жену без всех этих современных вывертов. Шутки шутками, но количество аборигенных красавиц, сопровождающих отбывавших с Гиганды прогрессоров, приближалось к числу организованно вывозимых на Землю представителей местной науки.

И категорически Генрих не мог согласиться с тем, что на Гиганде было скучно. Скучать как раз не приходилось! С таким темпом работы - не заскучаешь! Те, кто были настроены на неспешное течение средневековой жизни, оказались жестоко обманутыми. За считанные десятилетия Гиганда прошла путь развития, на который Земле потребовались века. На протяжении жизни одного поколения были осушены и превратились в хлебные житницы болота, загудели паровозы по стальным рельсам, обособленность областей сменилась государственной централизацией, повсеместно торжествовал дух разума, жители королевств и герцогств осознавали себя единым человечеством.

Естественно, что земные прогрессоры были склонны приписать всё это целиком собственным заслугам. Они охотно вспоминали, как способствовали внедрению носовых платков или метрической системы, как рисовали местным умельцам модели тепловых двигателей. Однако ученики оказались уж больно способными. Возможно, решение Центра по изъятию талантливых ученых на самом деле означало попытку притормозить слишком стремительный прогресс. Но на месте одного вывезенного интеллектуала тут же появлялся десяток новых, поражавших воображение современников новыми открытиями, немедленно и активно претворявшимися в жизнь.

Конечно, наибольшие изменения на Гиганде произошли в материальной сфере. Общественные структуры оказалась гораздо консервативней. Надежды, что в соответствии с теорией общественных формаций изменения в экономическом базисе неизбежно приведут к прогрессу социальных отношений, пока не оправдывались. Достаточно развитая промышленность индустриального уровня сочеталась с весьма патриархальными социумами. Скептиков, утверждавших, что прогрессорская деятельность привела к сходу Гиганды с магистральной линии исторического развития, в ИЭИ успокаивали примерами 'догоняющих цивилизаций' - России в 18-м, Японии в 19-м, Ирана в 20-м столетиях.

Серьезное беспокойство, однако, вызывало то, что технический прогресс в основном затронул отрасли, напрямую связанные с военной сферой. Первоначально это обстоятельство только приветствовалось, поскольку в условиях вооруженного соперничества с соседними странами правители охотней шли на поощрение интеллектуального развития подданных, ведь это, в конечном итоге, обеспечивало рост обороноспособности государства.

На Земле с ликованием следили за войной прогрессивной Эсторской империи, успевшей ввести у себя обязательное начальное образование, против истреблявшего книжников Барканского Святого Ордена. Паровые фрегаты и нарезная артиллерия Эстора не оставила никаких шансов орденскому галерному флоту и панцирной коннице. Вскоре император-реформатор подчинил все четыре соседних материка и строил планы насчет дальних континентов.

Государственное объединение Гиганды сулило поворот технического прогресса в мирное русло. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Расположенное в южном полушарии отдаленное Алайское герцогство подняло восстание и, победив в войне за независимость, тоже создало у себя развитую оборонную промышленность. Отныне всю ситуацию на планете стало определять противоборством двух сил - Эстора и Алая.

***

С какого-то времени Генриху стало гораздо уютней на Гиганде. Родная планета, куда его регулярно отзывали на обязательное рекондиционирование, каждый раз неприятно удивляла. Генрих невольно отмечал, как со времени его последнего посещения замедлили свой бег самодвижущиеся дороги, стали редкими летевшие прежде непрерывным потоком автокары, запустели заводы и фабрики, превратились в первозданные леса и степи прежние необозримые зерновые поля и пастбища. Какой контраст с бурно развивавшейся Гигандой! Но особенно поражало то, что в улыбках и глазах у землян становилось все меньше искренности и добра.

Они уже почти не интересовались далекими мирами. Стало даже модным говорить, что 22-й век унес Человечество к звездам, а 23-й вернет его обратно на Землю. Мировой Совет, правда, настаивал, что люди не должны уподобляться тагорянам, закопавшимся в свою планету. Но к внепланетчикам на Земле относились всё более сдержанно, а уж прогрессоров теперь окружала настоящая полоса отчуждения. Хотелось быстрее возвратиться на Гиганду и с головой погрузиться в работу, не отвлекаясь ни на земные новости, ни на устройство личной жизни.

Нет, Генрих не бежал от женщин, на которых его мрачная несобранность действовала подобно магниту. От коллег он даже заработал насмешливое прозвище 'Генрих Восьмой', но, в отличие от древнего британского короля, отделывался от надоедливых местных красавиц, отправляя их с оказией на Землю. Там они, судя по доходившим сведениям, вполне находили себя. Настоящее, выдержавшее испытание временем и разлукой чувство возникло у Генриха только с одной, той, что поселилась в 'Пряничном домике' у родителей Генриха, заменив им ушедшего в Космос сына.