Сергей Переслегин - Война на пороге (гильбертова пустыня)

лектом. И у Адмирала там дача, правее по берегу. Огород. Дом. Собаки. Я сейчас разговаривал с ним. Он в кабинете в Штабе Флота. Давно хотел спросить, а с чего ты взял, что они на рассвете атакуют?

— Да, бес меня попутал, их же японский, все считал эстетные варианты...

— Я так и думал. Но это — хороший способ. Он не ошибается. Неэстетические самолеты не летают. Спроси конструкторов. Поспи. Ждать удара — хуже нет ничего. Москва уже, наверное, поговаривает, что мы это сами все тут затеяли. Хотелось бы так. Да верю вот тебе, а не Москве.

— Да ты пойми, Сергей Николаевич! Нам еще есть что выводить, а китайцам? Или корейцам, мать их раз так. Я бы в Корее высадился или в Китае, причем уже после того, когда нас пощипали. Никто ж ни во что не вмешивается. Ну, напряженная обстановка в регионе. Так привыкли все. Вся страна орет, что мы, мол, деньги оттягиваем на «потешные войны». Японцы-то ни гугу. Даже сообщать перестали про милитаризацию. Затихли на три месяца, как вырубили источник. Даже американе заткнулись про японские вооружения. Мол, внутренний мир укрепляют. Вчера проникновенно вещали на весь мир про Ойкумену и гуманитарный союз. Все думаю — крышка. Нападут. Я уже их газеты когда вижу, нутром чую, что они там «укрепили». Да они вырезали все лишнее из своего внутреннего мира, а теперь остатки отравленного пищевода на нас сольют. Пограничные же донесения одно другого страныне. То они пятна нефтяные изучают, где нет этих пятен, то Охотское море исследуют, наше море, между прочим, то шляются — вроде, учения их так называемого «учебного флота». Мне бы таких ученичков. А с кем они договаривались об учениях? Демократия, блин. Рыбаков наших пугают. Пока сообщишь дипломатам, узкоглазые все обсмотрели и уже удалились на свою территорию. И лопочут по своему, мол, угроза миру и «похищают нас корейцы и вывозят на Тайвань». Дурочку валяют внаг- лую, и все — с поклонами. Терпеть ненавижу японйев. Насквозь вруны. А связь у нас, Николаевич, периодически пропадает, как в театре. Генералы жалуются. Морские — тоже. Но в театре в давние годы, помнишь, Николаевич, как-то

Ct+nui Пс+ссмиьн Емм

«Норд-ост» случился... И все растерялись, и на штурм забили, и так старались, что народу жуть как много померло. Ты не боишься, что мы-то кричали про АТ-группы, а они их сделали. Настоящие. Не кучки энтузиастов от мышления под прикрытием ФСБ, а другие — для жестоких игр, а не для стратегических этюдов. Уж больно все складно получается. В Петропавловске, вон, без всякой войны на берегу боезапас рванул. Я был там. Майор бледный, говорит — подстава это, а доказать не может. Пойдет под суд, кто ж его слушать будет про диверсию? По нашему человеку всегда видно, врет он или нет, а по японскому поклону хрен поймешь, что у того дипломата за пазухой. Они, знай, сожалеют и кланяются. Устал я, Сергей Николаевич. Не тяну я твоих хаотических войн. Остался на полях Второй мировой. Проиграем мы, зуб даю.

...Потом четыре года спустя Гном, автор четырех книг об этой войне, скажет молодым офицерам разведки излишне суховато:

«Говорить о полной потере внезапности не приходится, так как российское руководство в Москве не то отмахнулось от предостережений разведки, не то просто их не получило. Командование на местах отнеслось к предсказаниям более серьезно, во всяком случае, насколько это касается ТОФа, обеспокоенного неумеренной активностью японского флота и участившимися случаями потери связи со спутниками наблюдения. К несчастью, аналитики, то есть мы с группой, предсказывали, что нападение противника произойдет "не позднее, чем в 9.05 по времени Петропавловска, но, вероятнее всего, в момент восхода Солнца — в 7.34". Поэтому после девяти утра внимание в штабах начало ослабевать, а в 10.10 боевая готовность была снижена до минимальной, и по случаю воскресного дня разрешены увольнения на берег. Японская атака, как известно, началась в 12.41.

Кчасудня, повремени Петропавловска... Это одиннадцать по времени Владивостока, Хабаровска и Южно-Сахалинска, девять по токийскому времени, и это, заметьте, 4 утра в Москве. Так вот, к часу дня боевые действия уже развернулись по всему "Северному Фронту" - от Холмска и Невельска до Кунашира, Итурупа и Петропавловска. Так началась вторая Русско-японская война. Широким фронтом, а не приграничными эпизодами, булавочными уколами, как это представлялось из далеких земель Москвы и Санкт-Петербурга...»

— Не гони волну, Гном, — уговаривал его Первый, — скоро в штабе не останется ни одной должности, кроме адмирала Флота, которая по вовлеченности в процесс будет тебе как раз по шапке. Но мы пока не отвечаем за «шапки», мы пока судьбой виртуального королевства манипулируем под девизом: «Они сражались за Родину!».

Первый вышел на улицу. В сентябре в Хабаровске лето. Юг. Ощущение отпуска, как только выйдешь за тяжелые кованые двери.

«Все дело в том, что мы давно не воевали — как люди и как страна — и не хотим, главное». Первый поймал себя на мысли, что он больше всего хочет сейчас воткнуть палаточ- ку в песок, и с высокого берега сбежать в крымское море, где уже плещется Маринка, и Дениска строит на песке свои города—самолеты. «Кто такие японцы? Где Дальний Восток?» Они сами, особисты аналитики, накликали эту войну, вот она и приближается. «Сконструировали Будущее на свою голову. И в принципе, есть вероятность быть убитым, что совсем уж нецивилизованно как-то звучит».

Две недели назад он беседовал в Питере с японским консулом. Она была по-русски грустна и сетовала на судьбы своей узкоглазой родины. Японцы решали свой «поколенчес- кий синдром» в масштабах всей страны. В то время как Европа пристраивала к себе разные религиозные идентичности, «восходящие» грызли проблему отцов и детей. Что им останется, если они ее решат? Или развития через отрицание не будет вовсе, или полетим мы все кубарем в неуправляемый хаос? Первый не был сторонником аналитики как меры всего сущего, но неаналитические способы он уже дважды использовал: вот друга лишился — раз, вот на пороге войны стоит — два. «А на третий раз — не пропустим вас», — говорилось в детской считалке. По-американски это звучало, что «Фредди придет за тобой». Первый не хотел никакого Фредди, но еще меньше он хотел какого-нибудь Мисимото.

CefmC TlefetMiuH Emm Ае+ссмльм

Он ВСПОМНИЛ, как впервые докладывал в Управлении возможную компоновку вражеских эскадр, которую ему услужливо подсунул Гном. Его слушали высокомерно. Флотские считали, что разведчики мышей не ловят, зря хлеб едят, и прочая шелуха межведомственных противоречий обильно сыпалась на голову Первому в начале выступления. Заинтересовались они, когда услышали трактовку Учебного флота. Эта позиция давала японцам возможность скрывать свои истинные силы, строить информационную завесу, играть в потешные бои в международных и даже наших водах с соблюдением всех правил. Да еще на Учебном флоте служила одна молодь. На всех должностях — от матросов до командиров кораблей. И все это укладывалось в японскую проблему, о которой сейчас вздыхал весь мир — проблема отцов и детей. Японцы словно роман писали. Для всего мира. Мол, «мифы мы, мифы...» Били на жалось и на интерес. Самое четкое попадание. Но военным этого нельзя было рассказать, и Первый не слишком уверенно, но все же нарисовал им возможные маневры этого самого Учебного флота, и морское командование выслушало полковника разведки и задало ему много вопросов. Конверсия от этого выступления потом была немалая. Зашевелились Курильские программы развития и активизировалось строительство чего-то, с позволения сказать, нового и маневренного на суше и на море.