Дмитрий Павлов - Убить Зону!

Гробовский заснул, едва забравшись в спальный мешок. Ему снилась новая клиника. Он как наяву шёл вдоль светлого коридора мимо ухоженных палат, легким кивком здоровался с врачами. Гробовский открыл дверь кабинета, его собственного кабинета, просторного и обставленного по первому разряду. В кабинете во главе стола сидел Шрамм и тасовал карты.

- Привет, док. Ты словно и не рад мне.

Гробовский застонал от бессильной ярости и проснулся. Он с трудом разлепил глаза и долго не мог сфокусировать взгляд на часах. Его трясло от холода, ныли суставы, к горлу подкатывал комок. Врач наглухо застегнул куртку, закутался в спальник, но это не помогло. Лихорадка набегала волнами, то прижимая так, что нельзя было шевельнуться, то отпуская.

"Отравился" - решил про себя врач. - "Господи, как же не вовремя"! В перерывах между приступами он сунул в рот ложку и с третьей попытки вызвал рвоту, потом проглотил таблетку интетрикса. Когда боль в суставах и жар стали нестерпимы - сделал себе инъекцию анальгина с димедролом. От последнего средства стало только хуже, начались галлюцинации. Стены дрожали, в железную дверь царапались острые коготки, снимающие стружку с металла. Потолок трескался и прогибался, грозя раздавить закутанного в спальник человека. Приходя в себя, Гробовский жадно глотал воду из фляжки и лежал, глядя в темноту. Потом снова накатывала лихорадка.

На другой день Гробовскому стало чуть легче. К тому же, у него во фляжке закончилась вода, а пить хотелось нестерпимо. Просить мутанта о чём-то бесполезно, он как залёг в углу, так и провалялся всю ночь, даже не пошевелившись. Будто умер.

Врач с трудом выбрался из спальника, и некоторое время стоял на четвереньках, собираясь с духом. Опершись о ружьё, он поднялся и побрёл к выходу. Яркий солнечный свет резал глаза, Гробовский пробирался почти на ощупь. Полуослепший, слабый и больной, он представлял собой ходячее приглашение пообедать для расплодившихся хищников. Тем не менее, его никто не тронул. Гробовский спустился к ручью, протекающему в ложбинке у мёртвой рощи. Он знал, вода в ручье пригодна для питья. По крайней мере, от неё не должно было прохватить радиационным поносом.

Опираясь на дробовик и скуля от ломящей боли в суставах, врач склонился над водой. Лицо, отразившееся в ручье, было ужасным. Кожа потемнела, лицо распухло, стало грубым и невыразительным как пластилиновая маска. От головы вдоль шеи к плечам шли толстые складки кожи, бугры лобной кости разрослись, придав голове необычную рельефность. На черепе ещё держались клочки светлых волос, напоминая о том, что монстр, склонившийся над ручьём, всего два дня назад был человеком.

Гробовский слишком устал, чтобы ужасаться или впадать в отчаяние. Он был достаточно образован и знал, что за монстр глянул на него из ручья. Монолит исполнил его желание, самое заветное, о котором врач боялся даже думать. Гробовский желал власти над людьми и получил её. Все, кто попадётся ему на глаза, почувствуют тяжёлую волю телепата. Гробовский хотел мести - пожалуйста! Стоит обидчикам оказаться рядом, и они пожалеют, что на свет родились!

Контролер поднял глаза и увидел крысу на противоположном берегу ручья. Крыса подскочила, собираясь удрать.

- Стой! - вслух приказал мутант.

Крыса остановилась и села столбиком, глядя на мутанта бусинками чёрных глаз. Усы её тревожно подрагивали.

- Откуси себе хвост.

Крыса изогнулась и принялась грызть свой хвост примерно посередине. Её мордочка окрасилась кровью. Не было заметно, чтобы членовредительство доставляло грызуну страдания. Отгрызенный хвост скатился вниз и упал в воду.

- Уходи!

Искалеченная крыса тут же шмыгнула в кусты, а Гробовский с пустой флягой стал подниматься обратно к руинам. На душе было холодно и пусто, словно в грудь плеснули новокаину и присыпали сверху толчёным льдом. Навстречу ему вышел Голем. Мутант безразлично глянул на бывшего человека. Кажется, ничто не могло удивить эту тварь. Пожив в доме Отшельника, Голем разучился удивляться.

- Дальше пойдёшь сам, - в глазах мутанта впервые за долгое время мелькнуло человеческое чувство. - Приятной мести, Валентин.

Прощай сталкер!

На чердаке брошенного дома было холодно, пахло сыростью и прелью. Сквозь дыру в крыше ветер задувал пожелтевшие листья. Предутренний свет скупо освещал прогнувшиеся стропила и растрескавшуюся печную трубу, у которой устроился на ночлег Никита.

Сталкер потянулся, разминая застывшие мышцы, шёпотом ругнулся от боли, стрельнувшей в поясницу. Стараясь поменьше шуметь, он выполз из спальника и долго откашливался, сплёвывая мокроту с прожилками крови. Отдышавшись, Никита поднял ружье и осторожно выглянул через дыру во двор. За ночь вокруг дома ничего не изменилось. Тихо догнивали остатки рухнувшего сарая. Сквозь заросли гигантского борщевика смутно белели покинутые хаты. В пожухлой траве не было видно ни малейших следов зверя, который ночью бродил вокруг дома и пыхтел, не давая спать.

Никита повесил спальник на распорку, чтобы немного просушить и принялся шарить в полупустом рюкзаке. От всех его запасов осталась только раскрошившаяся шоколадка. Парень съел несколько долек, медленно рассасывая каждую. Не помогло. Голод, кажется, только усилился от сладкого. А до ближайшего жилья остался ещё целый переход, и неизвестно, на сколько дней в действительности этот переход может растянуться. В Чернобыльской Зоне Отчуждения вообще нельзя загадывать наперёд. Сегодня ты свободно пройдёшь по знакомой тропе, а завтра Выброс перекроет путь радиоактивным пятном или чем похуже. Значит, придётся затянуть ремень на последнюю дырку и терпеть до самого Болота.

Звериная тропа, пробитая в ковре изо мха и опавшей листвы, уводила сталкера прочь от развалин. Постепенно рассвело. Под деревьями становилось светлее, в разрывах среди ветвей показался алый солнечный диск. В осеннем лесу было так тихо, что слышно, как падает лист. На ветвях неподвижно повисли лохмы жгучего пуха, похожие на рваную тюль. В ложбинках между моховыми кочками застыли лужицы, настолько чистые и прозрачные, что заметить их можно было, лишь вступив в них. Попадёт такая "водица" в ботинок и кожа слезет с ноги как носок.

В зарослях папоротника сталкер набрёл на маленькое стадо кабанов. Никита вскинул ружье и сразу же опустил - слишком далеко для прицельного выстрела. Вожак стада, рослый секач, заметил бродягу и вломился в кустарник, его подопечные разом поднялись и потрусили следом. Некоторое время до Никиты доносился треск валежника под копытами, потом и он стих. Закон подлости непреложен: Как только кончаются продукты, исчезает и дичь.

Сталкер возвращался к людям и это тревожило его. Скоро нарушится привычный уклад, вместо старых проблем, с которыми он сжился за две недели в Зоне, появятся новые. Никита не считал себя нелюдимым, вовсе нет. Одно время он даже пытался работать в артели таких же старателей. Но, то ли напарники попались с придурью, то ли Никита сам был прирождённым одиночкой. С артелью пришлось расстаться. И вот, он возвращается. Человек существо социальное и выжить без себе подобных не способен.