Кристофер Банч - Вихрь

Пойндекс улыбнулся ему в ответ и показал на дверь, расположенную в конце коридора. Они зашагали в указанном направлении, Пойндекс позади Махони.

– Я прибыл сюда, чтобы убедиться в том, что правосудие будет свершено, – заявил Пойндекс. – Император хочет, чтобы справедливость восторжествовала.

– О, не сомневаюсь, – бросил Махони. – Передайте ему, что его старый друг Ян благодарит за проявленную заботу.

Пойндекс выдавил из себя смешок. Это задание вызывало у него смешанные чувства.

С одной стороны, Ян Махони был его единственным конкурентом на власть, которой Пойндекс сейчас обладал. Позор старого вояки положил конец этой конкуренции.

– Скажите ему, чтобы не волновался, – продолжал Махони. – Когда меня будут допрашивать, я стану придерживаться фактов. Поскольку не имею ни малейшего намерения впутывать его имя в эту процедуру.

– В подобном обещании нет необходимости, – спокойно ответил Пойндекс. – Однако я не сомневаюсь, Император будет рад, что вы по-прежнему заботитесь о его интересах и помните о ваших прежних отношениях.

С другой стороны. Махони был когда-то на месте Пойндекса. В течение многих десятилетий Ян оставался верным слугой Вечного Императора. Видя, с каким достоинством Махони готов встретить судьбу, Пойндекс стал опасаться за свою собственную. "Со мной произойдет то же самое, – подумал он, – если я лишусь милости Императора".

Где-то в глубине его сознания кто-то тихонько прошептал: "Не если, а когда".

– Скажите боссу, что я все помню, – говорил Махони. – Я помню все очень хорошо.

– Обязательно, – ответил Пойндекс. – Обещаю.

Он опустил руку в карман, а потом вытащил ее. Когда они подошли к двери, Пойндекс приставил дуло пистолета с глушителем к шее Махони. От соприкосновения с холодным металлом Ян вздрогнул.

Пойндекс выстрелил.

Махони повалился вперед. Наткнулся на дверь. Сполз на пол.

Пойндекс с удивлением посмотрел на тело. На лице Махони застыла его проклятая ирландская ухмылка.

Тогда Пойндекс наклонился, приставил дуло к голове Махони и снова выстрелил.

С человеком вроде Яна Махони нужно на всякий случай подстраховаться.

– Прощайте, берега Сицилии, прощайте, ручейки и долины, ведь не осталось шотландских солдат, которые могли бы оплакать вас, – напевал Алекс, с вожделением думая об очень высоком запотевшем стакане, который возьмет в руки, когда флот навсегда покинет распроклятое созвездие Алтай.

Он наугад переключал каналы станций, вещающих с различных миров Империи. Рядом с ним в кресле капитана "Победы" развалился Стэн – никто не мешал ему отдыхать. На обоих все еще была надета рваная и грязная военная форма.

На командном мостике было почти тихо – вероятно, ни один из них не верил в то, что на сей раз им удастся спастись.

– Спорт, – пробормотал Килгур, поймав очередную передачу. – Не понимаю, какой интерес бессмысленно таскать надутую кожаную сумку от одной меловой линии к другой. Напоминает, – продолжал он, обращаясь к Фрестону, сидевшему рядом у консоли радиосвязи, – о том времени, когда меня заставили играть в одну кретинскую игру – джентльмены называют ее крокет. Сначала я думал, что они окончательно спятили...

Тут его челюсти с треском захлопнулись.

Никто потом не мог вспомнить точно, что говорил диктор в этой прямой передаче. Но смысл был абсолютно ясен:

"Позор... бывший герой таанской войны... маршал... генерал-губернатор... высшая мера наказания... Ян Махони... Имя должно быть вычеркнуто из всех хроник и стерто с монументов... предательство..."

Стэн вскочил на ноги. Его лицо стало совершенно белым.

– Ну, уж это слишком, – прошептал он.

Килгур собрался было что-то сказать, но только покачал головой. Язык не слушался. Офицер, несущий дежурство, что-то прорычал у него за спиной.

– Следите за экранами, мистер. Какое сейчас передавали сообщение?

– Э-э-э... виноват... оно закодировано.

– Я и сам это вижу, – проворчал офицер связи. – Кому оно предназначено? И от кого?

– Сэр... я полагаю... Прайм. И... оно предназначено для "Калигулы"... Так я думаю.

– Думать не надо, мистер! Ну!

– Сэр... у нас нет соответствующего кода. Он отсутствует в перечне.

Стэн заставил себя на время забыть о смерти Махони.

– Что это за передача?

– Не знаю, сэр. С Прайма на "Калигулу", сэр.

– Это я уже слышал. Свяжите меня с Масоном.

– Есть, сэр... "Калигула", это "Победа"...

– "Калигула" на связи.

– Это "Победа". Какое сообщение вы получили?

– Подождите, сигнал расшифровывается...

– Какого лешего, – удивленно присвистнул Килгур, в душу которого начали закрадываться подозрения, – как это может быть, что у них код есть, а у нас его нет?

– Сэр! "Калигула" прервал связь.

– Восстановите.

– "Калигула", это "Победа"... "Калигула", это "Победа". Вы получили сообщение?.. Сэр, "Калигула" ведет передачу.

– Ну?

– Они обращаются не к нам, а к своим кораблям прикрытия. Сообщение закодировано. Я не успел записать его.

Стэн пытался понять, что же все-таки происходит, а потом бросил взгляд на основной экран.

"Калигула" вышел из общего строя, и вместе с ним еще четыре истребителя, которые обычно прикрывали линейный корабль.

– Сообщите, куда направляется "Калигула".

– Подождите минутку, сэр... похоже, это обратный курс. Прямо – насколько я понимаю – назад на Джохи!

Послышались удивленные возгласы.

– Ну-ка тихо на мостике!

Стэн заставил себя сосредоточиться. Что, черт подери, происходит? Тут только он заметил, что говорит вслух.

– Сэр? – к нему обратился Фрестон. – Мне кажется, я знаю.

– Наконец-то луч света. Говорите!

– Э-э... сэр, прежде чем меня переводи под ваше начало, я исполнял обязанности офицера связи на "Черчилле". Когда капитан принял командование, ему выдали личный код. В сейфе корабля содержится копия этого шифра – на случай, если командный мостик будет выведен из строя.

– Понятно. Но почему, черт возьми, "Калигула" – или Масон – получили код, которого нет у нас? Ведь "Победа" – флагманский корабль.

– Так точно, сэр. Но... именно на "Калигуле" установлено устройство для уничтожения планет.

Конечно. Империя не любила признаваться в том, что обладает оружием, способным уничтожить целые планеты. Однако такое оружие у нее было. Оно никогда не использовалось – даже в разгар таанской войны, в самые трудные для Империи времена.

Для Императора это практически не было связано с моралью. Он часто говорил, что геноцид не самая лучшая политика. Так Император считал раньше. "Очевидно, – мрачно подумал Стэн, – Вечный Император изменил свою точку зрения".

Вероятно, моральные соображения теперь им вовсе не принимались в расчет. Однако Стэн относился к этому вопросу иначе.