Вадим Еловенко - Пастухи на костылях

Сергей, откровенно забавляясь, сказал:

— Любой чиновник тебе легко докажет что ты ошибаешься.

— Вот в это верю сразу и безоговорочно! — Сказал, смеясь, Владимир. Став серьезным, он сказал почти обиженно: — Обидно другое, что вы… Вы ведь настоящие русские. Вы разве не хотите освободиться от всех этих тварей, которые заправляет как у нас, так и везде в мире? Разве вам не хочется действительно дать русским людям надежду что они останутся в нашей стране хозяевами… Выгнать всю приезжую нечисть из страны. Вернуть нашей стране достоинство. Наказать этих жидов за то, во что они превратили нашу страну… наш народ… Я смотрю на вас и думаю, вы ведь последняя надежда! Ты Илья. Ты же можешь возглавить и ты хочешь что-то изменить! Ты Сергей. Ты сын богатых родителей не погнушался быть с простым народом. Скольких ты вывез раненых? Скольких ты спас? Почему же не хочешь спасти остальных! Спасите страну.

Совсем некстати он очень тихо попросил:

— Пожалуйста… Люди вас будут боготворить… Спасите русских. Нас ведь так мало осталось. И мы слишком быстро ассимилируемся. Были бы мы китайцами да насрать! Наш ген бы доминировал! Но мы и сами размякли и наши гены быстро подстраиваются под чужой. Так что так и оставаться блядями и проститутками для других? Растворится в массе оккупантов. Исчезнуть как нация?

Илья ничего не сказал, он просто отвернулся, не желая продолжать тему, на которую один раз уже заявил «нет». Он верил в страну, в которой и раньше жили, и позже народы смогут жить нормально не засирая друг другу головы национально чушью.

Владимиру ответил Сергей. Присел на корточки и, зачем-то вырисовывая веточкой на вытоптанной земле странные линии, сказал медленно:

— Вов, ну хорошо, что ты так за русский народ болеешь. Действительно уважать тебя зело начинаешь… Но эти методы. Ты просто не знаешь, но в истории уже все было. Уже все проходили. И твои методы решения вопроса не приведут ни к чему хорошему. Они приведут страну к катастрофе. И ты забываешь главное… Если через два поколения как ты мне говорил все будут желтолицыми и узкоглазыми, но называть себя русскими… Да и пох! Извини, но для меня русский это не арийский тип человека. Я знаю славян, их миграции в древности, их кровь. Да мы татары почти все… Не кривись, Володь. Я не смеюсь и не издеваюсь над твоими чувствами. Достаточно просто глубоко и подробно рассмотреть историю славянских народов и вычленив русских, все увидишь. И не важно кто будет называть себя русскими, лишь бы они любили эту страну. Работали на ее благо. Умирали за нее, если придется. Защищали ее.

— Но это… это же предательство. — Как-то тоскливо заявил Владимир.

— Нет, Володь. — сказал поднимаясь Сергей. — Это жизнь. И она сложнее, чем черный и белый цвет. Она сложнее даже чем проблема титульной нации. Я верю что, такие как ты, могут пробудить самосознание нации, но не верю, что твои методы принесут счастье этой стране.

Все замолчали, причем Илья и Владимир принципиально смотрели в разные стороны и только Сергей покачивая головой, думал, вот ведь угодил в компанию нациста и социалиста. Надо ж так влететь, чтобы обоих считать своими друзьями.

Дождавшись курьера и получив от федералов уверения, что послание будет тщательно рассмотрено, эти «строители Нового порядка» решили расходиться на ночь. Попрощавшись со всеми, ушел Илья. Решив еще обсудить нечто важное с напарником, в школу вернулся Сергей. А Владимир, оставшись один на улице, предался довольно неутешительным думам.

Его товарищи откровенно не хотели смены режима. Они не хотели даже элементарного продолжения начатого дела. И не потому, что устали. Он бы воодушевил их. Он нашел бы нужные слова. А просто потому, что они разумом НЕ ХОТЕЛИ революций. Это были, как говаривали классики восстаний, временные сподвижники. Теперь, когда дело близится к миру, Владимир серьезно задумался, а что дальше? Возвращение в Москву, где его наверняка арестуют по делу о той долбанной синагоге, ему откровенно не нравилось. Бежать дальше? На восток, где по слухам только все начинается? Куда, наконец, докатилась волна возмущения властью. Но чтобы бежать теперь, уже нужны другие документы. А это было проблемой.

Встав в некий тупик возможностей, Владимир не отчаивался. Такие люди вообще редко отчаиваются. От проблем и трудностей они просто больше ожесточаются.

Метаясь в своих рассуждениях, от вопроса, как склонить Илью продолжать борьбу, до тяжелых дум о собственном будущем, Владимир дошел до совсем «гениального» плана. А не вывезти ли Илью поближе к федералам и пристрелить его там? А потом все свалить на ментов. Илья с интересом обсасывал эту идею и даже невольно вынул свой «глок». Какие перспективы бы открылись тогда.

Владимиру, не смотря на возраст, хватило бы таланта, веры в себя и удачи, чтобы в общем порыве мщения за всеми любимого «защитника стариков» возглавить восстание в этом городе. А потом бы он прорвался к другим повстанцам, собирая по дороге армию. А там бы подмял и других под себя. Он бы смог. Он верил в себя и в свою звезду. Он только в одном сомневался, а сможет ли он убить того, кто был к нему так добр эти недели. Кто буквально спас его от гибели там, в канаве. Кто все эти недели учил его. Показывал, как надо воевать и как надо действовать в сложных ситуациях.

Он еще долго пытался убедить себя, что революция дело не для сопляков, пускающих слезы по личной дружбе. Это дело не терпит личных привязанностей. Но в конце сдался, понимая, что просто не сможет убить этого странного, резкого, волевого и в чем-то великого человека.

Уповая только на судьбу, которая как Владимиру казалось, вела его, он решил, что еще ничего не закончено. И что бы там дальше не было, этот мятеж действительно только начало.

Никогда ни до, ни после Ольге не было так спокойно. Целую неделю, не думая ни о работе, ни о деньгах, и даже о питании не думая, она жила у своей тетки. Единственным занятием ее в эти дни было чтение и загар. Словно по заказу стояли невероятно теплые солнечные дни. И жители Зеленогорска и приезжие из Санкт-Петербурга, не смотря на все кризисы и смутные времена в стране, предавались заслуженному отдыху. По пляжу ходили разносчики мороженного и пива. И единственным отголоском бури, несущейся над страной, это были цены. Мороженное, как и пиво стоимостью сто рублей не вызывали в Ольге особого желания тратиться. Она просто лежала на покрывале и действительно о чем заботилась, так чтобы ее небольшая грудь не слишком привлекала назойливое внимание проходящих мимо парней.

Приехав спрятаться от перемен, Ольга даже о легких отношениях с кем-либо не думала. Она словно к черту послала всех и занималась исключительно собой. Она купалась, загорала, гуляла среди сосен, наслаждаясь великолепным и нежным ароматом древесной смолы и моря. Она немного завидовала тем, кто недалеко от берега катался на прогулочных яхтах и катерах. Но знакомых у нее не было с водным транспортом, и она особо не расстраивалась, что этот нюанс возможного отдыха был ею упущен.