Алекс Шакилов - Остроги. Пси-Войны

Мариша спала, обняв Ашота за шею. Тот зарылся лицом в её чёрные волосы. На миг Данила позавидовал носатому толстяку — надо же, какая умилительная сцена, прям тили-тили-тесто, как говорят детишки.

Никифор и Карен тоже храпели, а вот Равиль за всю ночь если и прикорнул, то пару часов на коротком привале. Вольник вёл «Хаммер» вслед за «шкодой октавией» непонятного от ржавчины цвета и с таким же прогнившим насквозь прицепом, заваленном пожитками. Пожитки эти были прикрыты от любопытных глаз драными коврами, из-под которых всё же виднелись офисное кресло со сломанной спинкой и щербатое горлышко здоровенной китайской вазы. В «шкоде» накануне вечером вовсю отрывались двое близнецов лет шести-семи. Их утихомиривала мать, молодая женщина, не намного старше Дана. А машину вёл её муж, годившийся сыновьям в деды. В белгородском остроге молодых парней ощущался недостаток, Данила это особо отметил.

А началось это совместное путешествие с того, что к затылку Ашота приставили здоровенный пистолет, который Дан принял за «Стечкин», и только потом, приглядевшись, понял, что это оружие местного производства.

Острог пылал, дым стелился по асфальту. Экипаж «Хаммера» окружили, сопротивление бесполезно. Ревели моторы десятков грузовиков и легковушек. Мимо джипа проносились мотоциклы с колясками, в которых сидели вооружённые дробовиками и автоматами мужчины и женщины. Слышался детский смех — ребятишки, вот кто не унывает даже на поле боя.

Данила и его товарищи застыли памятниками вождей прошлого. Меж лопаток давили стволы автоматов. Чего белгородцы ждали? Стреляли бы уже, да и дело с концом. Или отпустили бы, а то от дыма в горле першит — Дан едва сдерживался, чтобы не закашляться, вывернув на асфальт прокопченные лёгкие.

— Эй, кто тут главный?! Хрена нас взяли, мы ж свои?! Мы кровь за вас тут проливали! — возмутился Ашот, и бородач в грязном, промасленном пальто и шапке-ушанке живо поставил его на колени, для порядка стукнув пистолетом по затылку.

Данила закрыл глаза, чтобы не видеть окончания экзекуции. Он был уверен, что через секунду пуля вышибет из головы толстяка то, что заменяло ему мозги.

А потом, откуда ни возьмись, появился староста белгородцев. Тогда Дан не знал ещё, что этот коренастый человек с длинными, почти казацкими усами и носом-картошкой у местных за главного. Фуфайка, драный турецкий свитер, стоптанные хромовые сапоги, прилипшая к губе самокрутка и дерматиновая кепка на лысине — как-то не вязались всё это с образом руководителя. Тот же советник Петрушевича выглядел куда импозантнее. Настоящий босс должен быть подтянут. Один только вид его вводит подчинённых в тихий ужас. А староста Захар улыбался по-простецки и оглаживал усы. Примчавшись из чада и копоти, он подкурил самокрутку от предыдущей и, широко расставив руки, чуть ли не обниматься полез.

— Я лично — лично! — видел, как этот молодец и товарищи его — вот эти, все они! — помощь острогу оказали, против супостата выступили, не убоялись вражину! А раз сам староста видел, то как можно воинов отважных и красоту девичью на мушке держать!

У Данилы от этих вычурных речей рот сам собой раскрылся так, что воробей запросто влетел бы. Там, откуда он родом, изъяснялись проще и без забавного окающего акцента.

— Твою мать! — это уже не староста, это выругался Ашот, рухнув лицом на асфальт.

Пнув чуток, бородач в пальто таки отпустил Ашота — ведь нельзя на мушке держать! — и тут же вытянулся по стойке смирно перед начальством. При этом бородач скорчил такую серьёзную рожу, что стало понято — старосту тут очень уважают.

А то и бояться до дрожи в коленях.

— Давайте, ребятки, живее собирайтесь. Из города надобно уезжать, вражина-то разгромлен, а напасть может, грызнуть за ляжку напоследок. И пожар ещё. Ну да к лучшему, я считаю. Боженька как захочет, так и будет! Это испытание нам, веру он нашу проверяет! — На груди старосты поверх свитера блестел здоровенный золотой крест.

«Религия — опиум для народа», — не единожды говорил Даниле отец. В остроге Харьков с верованиями и культами не церемонились, расправлялись быстро и жестоко. После Псидемии люди отвергли всё, что разобщало немногих выживших, всё, что вело к вражде. С тех пор в Харькове категорически позабыли о национальностях, расах и религиях. А любителей легионерских приветствий, цитат из Библии и Корана вмиг выпроваживали за Стену — проповедовать среди вольников и им же доказывать, что белый человек всяко лучше чёрного. И пусть тебя, раб божий, на Территориях твой бог, твой дуче от зомбаков защищает, а мы обойдёмся без молитв и ненависти к тем, кто отличается лишь разрезом глаз. Для Данилы откровением стало, что где-то может быть иначе, например — в Белгороде.

В спину больше ничего не давило — боец, стоявший сзади, убрал оружие. И не только Дану перестали угрожать пулей в позвоночник — Мариша сорвалась с места и побежала к «Хаммеру», силуэт которого едва угадывался в дыму. В груди у Дана похолодело — сейчас вслед девушке прогремит очередь из автомата, и стройное тельце переломится пополам, и… Но ничего этого не случилось. Громко хлопнула дверца. Значит, Мариша уже в джипе, то есть в безопасности, потому как продырявить бронированный «Хаммер» можно разве что из РПГ.

Опираясь на трость, Равиль приблизился к Дану ровно на столько, чтобы успеть отреагировать на любой выпад в сторону доставщика. Дело в том, что староста белгородцев почему-то решил, что Данила главный в маленьком коллективе внедорожника, и потому именно с ним вёл беседу.

— Извините, как вас зовут? — Дан перебил старосту, затянувшего долгую песню о том, что всё равно он со своими в Тулу собирался, опасно тут стало, да только бандиты опять нагрянули, и вот…

— Меня? — Староста так удивился невежеству молодого человека, что даже перестал щупать свои усы. — Захаром кличут. Да меня все до самой Москвы знают! И в Киеве даже, и…

— Очень приятно. А это Равиль. — Данила указал на шляпу, зеркальные очки и ожерелье из медвежьих клыков. — Равиль наш командир. Думаю, вам многое с ним надо обсудить.

Эти слова волшебным образом подействовали на Захара — Дан перестал для него существовать. Даже дышать легче стало — примерно так чувствовала бы себя заготовка, извлечённая из тисков, если бы в принципе могла чувствовать. Ох, непростой человек этот староста: вроде парой слов всего перекинулись, а Данила устал так, будто целый день мешки с цементом таскал.

Следуя за Равилем и Захаром к джипу, он слышал, как староста говорил, что храбрым мужчинам и милой девушке нельзя здесь оставаться. Надо побыстрее выбираться из города, надо ехать вместе с караваном белгородцев. А потом он, Захар, устроит праздничный обед в честь новых друзей, и уж попотчует, отблагодарит, как следует… Равиль перевёл разговор на то, что новым друзьям нужны патроны, и если староста одолжит их чуток из своих запасов, то это и будет настоящая благодарность, и столы накрывать необязательно.