Сергей Чичин - Отстойник

Итак, мы с Миком наскоро оттерли штаны, потом я стащил жилет, сполоснул в воде и, расстелив его на берегу, вытащил «вилсон» для разборки на этом импровизированном верстаке. Повезло — грязи в него практически не попало, а то небольшое (с полфунта) количество, что таки налипло, панически отступило перед очистительным стеблем. Мик немедленно выложил на жилет свой глок, следом за ним второй, поменьше, и еще какое-то время шарил по карманам, но не нашел больше ничего, кроме швейцарского армейского ножа с обломанным давеча о чемодан основным лезвием. Или, по крайней мере, не захотел больше ничего показать. Основной пистолет крепко забился илом, так что пришлось подключать нож, и под шумок я чуть было не прозевал, как Айрин, пошедшая от холода гусиной кожей, выбралась из воды и во всей красе прошлепала к сваленной на берегу одежде, декоративно камуфлируя возмутительную свою мышечную массу трясущимися грабками. Не, а вы знаете, все-таки очень даже тетка. Невзирая ни на какие мускулы. Если бы еще не замерзшая, как Маугли, а мы перед этим не трюхали две мили по болоту, каждые сто ярдов которого стоят самого бурного секса с бешеной овцой, — я бы прямо даже не знаю, как бы себя чувствовал. А тут только и хватило, чтобы одобрительно поаплодировать. Мик поддержал. Айрин, стуча зубами и не в силах потому оскорбить нас вербально, выразительно наподдала ногой россыпь мелких камушков, развеяв ее условно в нашу сторону, подобрала груду своего шмотья и несколько стеблей и уковыляла, припадая на обе ноги сразу, за двухметровую глыбу — видимо, приводить себя в порядок.

— Чаки, проснись! — воззвал Мик, заметив, что Барнет свернулся калачиком и намерен дрыхнуть прямо на камнях. — И так все прозевал!

— Ну маааам, — возразил Чарли отвлеченно, — я уже большой. Я сам умоюсь!

— Ух ты! — восхитился фон. — И давно это с тобой?

— С двадцати семи лет, — Чарли открыл один глаз. — Что там? Долго еще? Можно, я пока посплю? А потом проснусь, и этого ничего не будет… а будет… я просто заснул… на работе… как всегда.

И задрых, скотина бессовестная. И вот этому «как всегда» мы, налогоплательщики… ну, ладно, — они, налогоплательщики, доверяют охрану своей безопасности! Мик со вздохом до него прогулялся, вытащил из кобуры пистолет и притащил на техобслуживание.

— Знать бы, какие тут просторы, я бы не эти пукалки брал, — поделился он гениальной мыслью.

— А чем тебе эти не нравятся?

— Мелковаты по здешней пакости-то. Вот этот, который двадцать футов… я что-то сомневаюсь, что его проймешь такой ерундой.

— Все бы тебе воевать. Пускай с двадцатифутовыми Эл разбирается. Тем более что-то я не припомню, чтобы у нас было что-то кардинально более крупное. Ну скаутский штайр где-то валялся, ну, бенелли…

Мик покосился на Чарли, мирно дрыгающего ногой.

— Было-было.

Так. Это еще что за новости? А то он не знает, что моя мама очень любит приехать без предупреждения, разложить самые неожиданные находки по своему персональному ранжиру и позвонить маме Чарли. Чтобы та, значится, уточнила у сынишки — должен же он понимать во всяких пистолетиках! — куда вставлять невзначай выпавшую коробочку с пульками, дабы ружье не начало стрелять. Был неописуемый случай, когда она не смогла сама сдвинуть коллекционный автоматический гранатомет и пригласила соседей помочь его переставить к окошку, потому как это наверняка телескоп такой странный. Хорошо хоть, что старикашка со снайперкой в тот день сдавал анализы и единственной официальной структурой, заинтересовавшейся сорокамиллиметровым дулом, оказался Билли. А потом домой пришел я и, наскоро увлекши родительницу беседой о низкохолестериновой диете, отволок чертову штуковину глубоко в подвал, где она, кажется, ржавеет по сию пору в разобранном на неопознаваемые части виде. С тех пор я стараюсь не держать дома предметов, за обнаружением которых может воспоследовать разбирательство.

— Откуда это было? И где было, что я ни разу об это не споткнулся?

Мик помялся и потыркал пальцем вверх.

— Там. Под кильками.

Ага! Я знал, что столько килек в природе быть не может.

— Запас карман не тянет, — оправдался фон стесненно. — Там по случаю прихватил раз… другой… и еще разок… В общем, тебе понравится.

Он меня пугает. Последняя штука, которая мне понравилась… нет, последние штуки, которые мне понравились, совсем недавно проследовали за валун с охапкой грязной одежды… А вот дотоле я, помнится, имел неосторожность заметить фону, что выставленный вон на том стенде русский пулемет пятидесятого калибра «корд» вызывает у меня живейшую симпатию. Блин. Если он его и прихватил по случаю — а чем оружейная выставка не случай? — а в дому моем сейчас идет полным ходом разбирательство многого непонятного, в нем случившегося, дешевле будет не возвращаться вовсе. Я понятия не имею, как объяснить наличие российского пулемета, закопанного в кильках. Продукт нереста? Рыболовная снасть? Нашел в канаве, как раз собирался нести в полицию?

Эл выплыл из тумана как по заказу — для разрядки обстановки. Насей раз он припер с собой несколько веток — слишком мало для костра и тем более для плота, но выглядел тем не менее вполне довольным.

— Где мисс Ким? — первым делом осведомился он и тут же отмахнулся от ответов: — Ага, вижу.

— Сквозь камень? — поразился Мик. — Тоже хочу! С подробностями.

— Аура фонит, — пояснил Хранитель, вываливаясь на берег. — У камня своей нету. Замерзла, злая, боится… ничего особенного.

— Сам ты боишься! — проклацали зубами из-за валуна.

— Если угодно, — великодушно признал Эл. — Сейчас, с вашего позволения, я попробую дать сигнал в Цитадель… а заодно и найти способ туда добраться.

— А что, по реке есть навигация? — заинтересовался фон.

— Ну как таковой нет, но эти края не так чтобы необитаемые. — Эл покривился, живо напомнив свой рассказ о родственниках-отщепенцах. — Скорее всего, на всем течении реки предусмотрены плоты, лодки и всякое такое.

— А за угон у вас тут не гнобят?

— За угон? — Эл непонимающе пожал плечами. — Если тебе надо, ты берешь. Лодке все равно, кто на ней плывет.

— А частной собственности у вас как таковой нет?

— Есть вещи, которые другие не могут использовать или могут менее эффективно. Как мой меч. Лодку же мы потом вернем, и никто не пострадает. Ваше понятие собственности зиждется на принципах, которые нам, обитателям Отстойника, чужды. Особенно аспект праздного обладания — это, если позволите, и в большинстве миров нонсенс.

Коммунизм, однако. В чистом виде. Из концепции даже гаракх не выбивается, как та самая ежовая рукавица для таскания в светлое будущее.

Эл разложил свои ветки на ровном участке берега, подрезал мечом пару, несколько штук заострил и воткнул под симметричными углами в каменное крошево. Образовалась фигура вроде тех, что наш городской автомеханик Рокки Фокс периодически выставляет перед своей мастерской как абстракционистские шедевры. Никто еще не указал ему на разницу между высоким искусством и отсутствием вкуса, потому что у Рокки обхват бицепса — два фута, а единственный парень, которому на это плевать, — вон тот, оттирающий «гавайку» пригоршней стеблевой мякоти, — этой разницы сам отродясь не постигал и едва ли когда-нибудь постигнет. Правда, однажды за пивом Рокки проникся философской сентенцией «искусство — это когда сиськи» и с тех пор неукоснительно прикручивает к своим конструкциям пару-другую внушительных подфарников. Культурно же безграмотный Эл обошелся без научного популизма — одними прямолинейными ветками. Нобелевку за этот вариант телефона я бы не дал, но, с другой стороны, если он таки зазвонит — без единого гвоздя и всяких там мембран — будет что продать по возвращении нашим гигантам связи.