Константин Калбанов - Царство небесное

Потянув за ручку, он услышал привычный, характерный щелчок замка, и дверь легко распахнулась от незначительного толчка. Затем, приложив немалые усилия и опираясь обеими руками на дверцу, он сумел извлечь из кабины свое многострадальное тело и буквально повис на распахнутой двери. Было больно, но терпимо, ничего общего с тем, что он испытывал еще совсем недавно. Вместе с тем он почувствовал, что по мышцам бодро заструилась кровь, вызывая уже только легкое покалывание.

Он простоял так, ни о чем не думая и только прислушиваясь к ощущениям своего тела, несколько минут. С каждым толчком крови, отдающимся в висках, он чувствовал, как начинают оживать различные части тела.

Наконец до него дошло, что он уже вполне способен нести свое тело самостоятельно, и даже начал переминаться на месте. Осознав это, он наконец отпустил дверцу и сделал несколько пробных шажков, двигая руками, плечами, поворачивая и немного наклоняя в стороны, вперед и назад торс, вращая головой, чтобы размять шею.

Примерно через полчаса такой незамысловатой гимнастики Андрей вдруг понял, что тело больше не отзывается болью, куда-то пропала и уже привычная колющая боль в правом колене от начинающего развиваться ревматизма.

Рука сама собой потянулась, чтобы привычно пригладить волосы. Он провел пятерней по голове и тут же отдернул руку, недоумевающе глядя на нее. На ладони остались несколько скрученных опаленных волосков.

— Твою мать!

Он резко крутанул боковое зеркало, едва не вырвав его из гнезда, и посмотрел на свое отражение. Да-а, нечего сказать, хорош. Волос не было, словно кто-то прошелся паяльной лампой по голове и лицу, не было ни бровей, ни ресниц, ни усов. На месте волос были только скрюченные останки. Только сейчас он вдруг ощутил резкий запах паленых волос, но, как ни странно, ожогов он не наблюдал, только на лбу розовое пятно подживающей раны, диаметром не больше трех сантиметров.

И тут он вспомнил все. Себя в машине на лесной поляне, резко ухудшившуюся погоду, начинающуюся и столь нехарактерную для этого времени года грозу, молнию с поразительной, завораживающей медлительностью приближающуюся к нему и бьющую его в голову. От воспоминаний его бросило сначала в жар, а затем в холод, и он покрылся липким и противным потом.

— Это что же получается, меня шандарахнула молния, да еще и точно в лоб. Да мне ведь кранты должны были прийти. Это же какой разряд! Нет, я, конечно, видел передачу про тех, кого ударила молния, а одного америкоса так и вовсе молния ударяла на протяжении жизни несколько раз, он даже переехал куда-то, где осадков практически не бывает, но его и там ударила очередная молния. Еще там говорилось, что всех, кто пережил удар молнии, та словно чем-то одаривала или вскрывала скрытые резервы организма и инициировала необычные способности. Интересно, я теперь буду экстрасенсом, целителем или провидцем? Ага, щазз. Жив, и то слава Богу. Кстати, того америкоса молния ничем так и не одарила. А может, она обиделась на то, что не оказалось у него никаких особенностей, и продолжала его долбать, чтобы до чего-нибудь достучаться.

Сам того не замечая, он беседовал сам с собой, очищая с помощью носового платка лицо и голову от сгоревших остатков волос; да-а, видок был тот еще. Критически осмотрев корочку ранки на лбу, он подцепил ее ногтем и слегка потянул, та легко подалась и отслоилась от кожи, не причинив ни боли, ни неудобств, оставив после себя молодую розовую кожу, словно с момента получения ожога прошло никак не меньше недели, а то и двух.

— Да-а. Похоже, молния меня все-таки одарила. Вон как на мне все заживает, похоже, вскрылись небывалые регенерационные способности. Ну, не могло меня шандарахнуть больше суток назад, вон как крутило, когда в себя пришел, — не имея другой аудитории, продолжал он общаться сам с собой. — Ну, что же, это, конечно, не экстрасенсорные способности, но тоже хорошо, вон и колено не болит, а уж с этим я в последнее время и просыпался, и спать ложился.

Ухмыльнувшись, он решил наконец заняться тем, для чего, собственно говоря, и отправился в эту проклятую поездку. И тут он вдруг явно почувствовал, что что-то не так. Да что почувствовал, он явно это видел. Ну, нет в их регионе таких лесов, на поляне которого он сейчас стоял. У них росли ясень, дуб, осина, в общем, лиственные леса, а стоял он посреди светлого сосняка, какой он видел только в Архызе, высокие сосны и ели возносились на высоту в полтора-два десятка метров. В общем, не было такого леса ближе двухсот километров от их города. Потом он обратил внимание на сочный зеленый цвет невысокой, только начавшей рост травы, словно и не октябрь был вовсе, а самый разгар весны.

Несколько минут он стоял совершенно неподвижно, словно окаменел, затем, энергично тряхнув головой, подошел к ближайшей ели и, взяв в руки одну из веток, внимательно осмотрел ее. Так и есть — на концах веток наблюдались молоденькие и еще совсем мягкие иголки. Значит, все же весна. Но ведь этого не может быть.

В растерянности он стал осматриваться вокруг, стараясь найти хоть какое-нибудь объяснение происходящему, но не находил его. Разве только молния его телепортировала куда-то… а как же быть с весной? А может, в южное полушарие? А растут ли в южном полушарии сосны? Бред, конечно же, растут. Тогда понятно, почему весна, но как могло его телепортировать? В принципе, матушка-природа еще и не такие коленца способна выдать, иди объясни их все, ученые вон сколько бьются над изучением природы молнии и ни черта не могут что-либо вразумительное выдать. Ну, то есть они выдвигают различные — то вполне обоснованные, то просто фантастические — теории и гипотезы, но вот точно утверждать никто ничего не может.

И тут произошло нечто, убедившее его в том, что оказался он если и в южном полушарии, то уж никак не на Земле. Нет, он, конечно, астрономией никогда не увлекался и из школьного курса помнил только созвездие Малой Медведицы, которую каждый раз с большим трудом находил на небосводе. Но он точно знал, что луна может повстречаться с солнцем только на рассвете, да и то летом, но не посреди дня, а еще он знал, что луна не может выглядеть такой большой. Этот же спутник, выплывающий из-за крон деревьев на вершине горы, был настолько близок, что на его поверхности невооруженным взглядом можно было рассмотреть выделяющиеся бледно-серым цветом кратеры.

Это не могло быть правдой. Это какой то глюк, надо заметить, качественный глюк, с сочными красками и множеством мелких деталей, как смешанный запах зелени и хвои, опьяняюще шибающий в голову. А еще странный тем фактом, что боль он ощущал довольно качественно — это он понял, саданув сам себя в челюсть.

Осознание того, что он находится не на Земле, повергло его в полную прострацию. Ничего не соображая, он опустился на отдающую, несмотря на солнечный теплый день, стылым холодом землю, и так замер, словно истукан. От страха под ложечкой засосало так, что невольно вспомнился случай, когда на него безоружного бросился один отморозок с ножом. Тогда Андрей сам себя уже похоронил и за те мгновения, пока парень приближался к нему, успел вспомнить всю свою недолгую жизнь; а много ли вспоминать, когда тебе едва исполнилось двадцать пять? Как выяснилось, много. Но он-то испугался, а тело сработало на автомате, и нож, выбитый ногой, отлетел далеко в сторону, а тогда уже пришел черед ярости. Его едва оттянули от уже не подающего признаки жизни буяна. Благо пронесло, сломанная рука и челюсть не в счет, паренек, протрезвев, даже и мысли не допускал о написании заявления на избившего его. Андрей решил тоже не усугублять, а потому тот случай замялся сам собой. Вот тогда у него сосало под ложечкой так, что едва не вывернуло наизнанку. Нынешние ощущения были один в один с теми.