Константин Калбанов - Царство небесное

— Нет. Я его в первый раз вижу. Просто чувствую, что он прав, а вы, возможно, заблуждаетесь.

— Еретик! — буквально выплюнул ему в лицо инквизитор.

— Возможно, — спокойно согласился с ним Андрей. — Но мы ведь здесь для того, чтобы выяснить, так это или нет.

Крыть было нечем, и инквизитор, уперев в него полный злобы взгляд, откинулся на спинку грубого кресла.

Площадка для поединка была тут же, рядом с подготовленным костром. Здесь же находился и воин в рыцарских стальных доспехах, опирающийся на двуручный меч. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы понять, что эти доспехи куда как прочнее кольчуги, и по-хорошему, против такой брони нужен двуручный меч, полуторником можно и не пробить, если только нанести мощный колющий удар, но все говорило о том, что стоявший в полном рыцарском облачении воин будет против этого.

Андрей, встав напротив рыцаря, готового выступить против него, не стал прибегать ни к каким рыцарским правилам, о которых он многократно читал в романах. Возможно, и нужно было каким-либо образом показать, что он готов выступить в поединке, но Андрею об этом ничего известно не было. Он просто собирался сразиться с человеком насмерть, имея в своем арсенале только убежденность в своей правоте.

Толпа на площади замерла в предвкушении схватки. В этот момент Андрею почему-то пришло на ум, что народ требует хлеба и зрелищ, и все говорило ему — сегодня они получат то, чего так страстно желали. Впрочем, со зрелищностью людям сегодня явно не повезло.

Было видно, что на площадке для поединков сошлись далеко не мальчики, схватка насмерть не отличалась ни зрелищностью, ни взрывом обоюдных чувств соперников. Все как-то произошло буднично и, как бы это сказать, молниеносно.

Рыцарь, сразу же сделав незначительный шажок в сторону своего противника, нанес сокрушительный удар двуручным мечом по противнику, никакой щит не выдержал бы такого удара, неизменно развалившись на две части. Андрей, в свою очередь, все же отбил удар щитом, но только он не стал принимать удар на него, а сам ударил плоскостью щита по атакующему мечу, уводя тот вправо, одновременно Новак перехватил свой меч обратным хватом и, провернувшись вокруг своей оси через левое плечо, с силой вогнал стальной клинок в менее защищенный бок рыцаря.

Что и говорить, он сильно рисковал. Но сегодня вообще все происходило до странности просто и обыденно. Вот ни с того, ни с сего решил он вступиться за старика — и пожалуйста, без тени страха стоит перед противником, которого ни разу в глаза не видел, но с которым должен сойтись в смертельной схватке. Сколько раз он убеждался в том, что красивые и эффектные удары на экране не имеют ничего общего с реальностью, мало того, он ведь знал о том, что эти удары снимались не за один дубль, и скорее всего, многие из них вообще не выходили целиком, и их просто монтировали. Несмотря на это он, как последний пижон, делает именно такой эффектный, красивый, но весьма сложный в исполнении удар — ведь малейшая неточность, и клинок мог пройти вскользь, а рыцарь с разворота нанести круговой удар и прикончить неудачливого выпендрежника… но все срослось, как надо.

Не успев начаться, схватка закончилась. Не говоря ни слова, Андрей направился к своим спутникам, и под гробовое молчание толпы они продолжили свой путь.

— Нет, ну вы мне объясните, зачем нужно было ввязываться в это?! — время уже клонилось к закату, и путники присматривали место для ночлега, но Джеф все никак не мог успокоиться, Андрей же отмалчивался, как партизан на допросе в гестапо. А что было говорить, если он и сам никак не мог объяснить свой поступок. — Ладно, допустим, вы решили вступиться за старика, но зачем нужно было это пижонство, что это вообще за прием? Я о таком и не слышал, не то чтобы видеть.

— Красиво получилось, правда? — наконец подал голос Андрей.

— Красиво, — согласился ветеран, — но глупо.

— Согласись, что такого никто не мог ожидать.

— Да уж. Такой глупости ожидать вообще невозможно.

— Вот и он не ждал. А дерись я в классическом стиле, глядишь, он бы меня и укатал под горку. Ставка была именно на неожиданность.

— А может, вы вообще ни о чем не думали?

— Может, и так, — легко согласился Новак.

— Дьявольщина.

— Не богохульствуй, сын мой, — вновь подал голос ехавший немного позади священник.

Падре Патрик сам нашел троих путников у постоялого двора, где они забирали лошадь для Тони. Подойдя к Андрею, он изъявил желание ехать вместе с ними, если те не будут против. Андрей против не был и предоставил в распоряжение святого отца одну из лошадей. На просьбу последнего предоставить ему осла или хотя бы мула, что соответствовало бы его сану, Новак только пожал плечами, словно говоря, что есть то, что есть, и если святого отца это не устраивает, то его, собственно, никто не звал. Святого отца вполне устроило средство передвижения, и он занял свое место в маленькой кавалькаде позади воинов, рядом с Тони.

За несколько часов пути Джеф, любивший приправить свою речь крепким словцом, уже не раз пожалел о том, что этот священник присоединился к ним, так как каждый раз, как только он прибегал к ненормативной лексике, получал строгое внушение от священника.

Наконец путники присмотрели небольшую рощицу с протекающим рядом ручьем и стали готовиться к ночлегу. Падре Патрик с нескрываемым облегчением спустился на землю, разминая затекшие части тела. Он не был представителем какого-либо монастыря. Его стезей было путешествие от поселения к поселению, неся свет христианской веры, или точнее, укрепление этой веры в сердцах христианской паствы, так как проповедовать христианство оркам было несколько проблематичным занятием. При этом передвигался он исключительно пешком, а потому был вынослив именно в этом виде передвижения, путешествие верхом для него было весьма утомительным занятием.

— Так все же, почему вы решили выступить на Божьем суде в мою защиту? Приговор мне, можно сказать, уже был вынесен, даже хворост уже облили маслом, — вернулся к данному вопросу падре Патрик, когда с немудреным ужином было покончено, а спать вроде как было рановато.

— Спросите что-нибудь полегче, — вздохнув, Андрей наконец решил ответить на вопрос, звучавший за сегодня уже не один десяток раз. — Я и сам не могу объяснить, почему так поступил. Возможно, потому, что в своей жизни мне много раз приходилось проходить мимо, не попытавшись даже протянуть руку помощи, хотя я и мог это сделать, но побоялся или не захотел отягощать себя лишними проблемами. Здесь же я увидел, как умного человека обвиняют в еритичестве, и при этом в глазах судей нет и капли разума, одна только слепая вера. Вера в Господа, в свою непогрешимость, в свое право толковать постулаты веры именно так, как они это видят, а видят они только белое и черное. Не знаю, просто я подумал, что если пройду мимо и сейчас, то всю оставшуюся жизнь буду жалеть об этом дне.