Денис Чекалов - Зомби

Гнилой обрубок упал на сухую землю.

Он задымился, изошел гноем. Глухо и злобно засуетились личинки в прозрачных коконах. Густой, терпкий дым поднялся над отпиленной рукой, – и она растаяла, обратившись в вязкую, смердящую лужу.

– Я знаю, кто вы, – тихо сказала Оксана.

– Знаешь? – прошептал Однорукий.

– Кровь маракуйи. Бессмертие. Вы те, кто не умер после глотка…

– Бессмертие?

Однорукий поднялся.

Его лицо мелко дрожало от боли.

– Только вот никто не сказал, какую цену нам придется платить… Эти твари…

Он взмахнул здоровой рукой.

– Эти сучьи кустяшки! Нам в кровь попали их яйца. Они как осы. Жрут свои жертвы заживо.

Однорукий шагнул к Оксане.

– Ты знаешь, что Дарвин верил в Бога?

Лицо мародера скорчилось.

– Я ведь и сам был ученым, котеночек. Много лет назад. В другой жизни…

Он склонился над девушкой.

– Хочешь знать, как Чарльз Дарвин понял, что Бога нет? Он узнал про привычки ос. Их личинки… Эти паскудные твари, они сжирают жертву не сразу. Долго. Несколько лет. Кусок за куском. А та, все это время, остается жива. Все чувствует. И знаешь, что самое смешное?

Его плечо дернулось.

Видно, хотел вытереть лицо той рукой, что ему только что отпилили.

– Личинка! Та самая тварь, что медленно пожирает жертву, – она же не дает ей подохнуть. Вот в чем сила этой неуязвимости. Твари сохраняют нам жизнь, чтобы жрать нас дальше.

Он вскинул руки.

– И Дарвин сказал – не верю. Не верю, что добрый и милосердный бог мог создать такое чудовище. С тех пор он больше никогда не говорил с Господом.

– Зачем вам я? – спросила Оксана.

– Знаешь… Я мог бы отпиливать от себя, кусок за куском. Но тогда ведь ничего не останется. А если пришить мне новую руку… Она скоро прирастет. Дай только чуть-чуть я приду в себя. Телу надо восстановиться.

– Это тебя излечит? – спросила девушка.

– Нет…

Лицо мародера, словно трещина, исказила усмешка.

– Эти личинки в крови. Плавают, и ждут своей очереди. Но если мне пришить твою руку… Где-то полгода она еще сумеет служить. Потом придется искать нового донора…

Он бессильно скрипнул зубами.

– Жаль, что от человека можно отпилить только один кусок. Мы пытались. Много. Рука, нога. Половинка черепа. Вторая уже не прирастет. Черт его знает, почему. Может, в нас есть только одна искорка жизни, и отдать ее можно только раз…

Налетчик поднял оставшуюся руку.

Бережно, осторожно коснулся места обрубка.

Скорчился, но кивнул.

– Хорошо. Теперь я готов.

Он шагнул вперед, – но вдруг другой мародер встал на его пути.

– Харрис! – воскликнул тот. – Сам подумай. Ну зачем тебе бабская рука? Это ж не по-мужски. Мерзко выглядеть будет. Ты глянь на эти пальцы.

Бандит засмеялся, – тихо, угодливо, жалобно.

– Она тебе не нужна, Харрис. Мы тебе другого найдем. Мужика. С нормальными руками. Да зачем две, нам и одной хватит. Ты это заслужил, брат. А ее… а ее и я могу взять. Мне-то ничего. Я не гордый. Переживу.

Харрис отшвырнул его в сторону.

– Пошел прочь! Она моя. Молодая. Сильная. Плевать мне, что рука женская. Да хоть сиськи. Томми! Отпиливай.

Они приблизились к Оксане.

Бешеным криком зашлась, закружилась бензопила.

– Ты уж прости, что так вышло, – хрипло произнес Харрис. – Я обещаю. Как только руку отпилим, я тебя пристрелю. Сам. Долго не будешь мучиться.

Третий бандит склонился над Оксаной.

Девушка не сумела вырваться из сети.

Но это не значит, что она не могла двигаться.

Когда мародер оказался близко, и нагнулся к ней, чтобы перевернуть набок, – Оксана резко подтянула колени к телу, и в ту же секунду, мощно, словно пружина, врезала мародеру обеими ногами под подбородок.

Гнилое мясо не выдержало.

Видно, ему не раз уже пересаживали части тела. Новые, кусок за куском, – их пришивали наспех, пока жизнь еще теплилась в беззащитной жертве.

И теперь шея треснула.

Голова бандита, лязгнув зубами, слетела с плеч и покатилась по пустоши.

Человек упал на колени.

Черный фонтан крови хлынул из его обрубленной шеи. Гной и белая слизь потекли из рукавов куртки. Несмотря на всю свою мощь, – личинки мутанта не могли сохранить жизнь в теле без головы.

– Убей ее! – крикнул Харрис.

Лезвия, – каждое в локоть длиной, – со свистом вылетели из наручей девушки. Острые клинки рассекли паутину-сеть.

Оксана вскочила на ноги.

Ярко вспыхнула сталь, и два мертвых, обезглавленных тела рухнули на траву. Они еще дергались. Гнилые раны открывались на коже трупов, и черви выползали из них, чтобы сдохнуть под лучами яркого солнца.

С тихим, протяжным хрустом засохли и умерли кусты маракуйи, – начертив широкое траурное кольцо вокруг убитых людей.

– Знаешь, Харрис? – улыбнулась Оксана. – Бессмертие быстро лечится.

Их было двадцать семь.

Три умерли еще в дороге, и Морроу велел сбросить их с вертолета.

Из кабины пилота он видел, как зомби обступили свежие тела.

Его всегда занимал вопрос, – как живые мертвецы выбирают, чье тело пожрать, а кого превратить в такой же ходячий труп.

«Интересно, что стало бы со мной?» – иногда думал он.

Но сейчас его волновали другие мысли.

– Слишком низко не лети, – бросил он пилоту, и шагнул в грузовой отсек.

Морроу любил наблюдать за ними .

Двадцать семь девушек, в тесной металлической клетке. Такие юные, – многим не исполнилось и пятнадцати.

Ничего, им предстоит быстро повзрослеть.

– Дамы, – сказал Морроу. – Вам очень повезло.

Он потер руки.

– Одну из вас я возьму себе.

Его маленькие глаза быстро перебегали с одного лица на другое. Какую же выбрать?

Пленницы не ели несколько дней.

«Голод всегда творит чудеса, – говаривал Драган Ковач. – Не пытки, не страх и не унижения. Просто обычный голод».

Иногда Морроу приносил им поднос с едой.

Ему нравилось смотреть, как оживают грязные лица, как жизнь снова вспыхивает в погасших глазах. Еще недавно они считали себя людьми, – а сегодня готовы отдать все, унижаться, корчиться, – за крохотный кусок еды.

Морроу ставил поднос так, чтобы не могли дотянуться, – и смотрел.

Скоро они поняли, что не получат еды; но голод был настолько силен, что подкреплял надежды; женщины все равно подходили к прутьям, как звери, глаза их начинали гореть, а руки тянуться, – в нелепой надежде, что на сей раз что-то изменится, и их накормят.

Морроу дал себе твердое обещание, – что сам никогда не станет так себя вести, не превратится в животное, – как бы низко не прогнула его судьба.

Хотя, кто знает…

– Скоро мы прилетим, – сказал Морроу. – Вам известно, что будет дальше. Вас развезут по Зоне, по пивнушкам и барам…

Он знал такие места.