Дмитрий Дашко - Стажер

Избушка была относительно «молодой», срубили ее года два назад, не больше. Внутри, в центре короба, сделанного из толстых плах, на фундаменте из песка и камней стояла железная печь-мансейка (ее смастерили из канистры, приделав над дверцей дымоход) с запасом сухих дров, аккуратно сложенных на тесаном полу. Дровяник побольше прислонился к глухой стене. Для этого пришлось свалить здоровую ель, притащить сюда, распилить на чурки, а потом расколоть.

Хозяева зимовья продумали все: добротный стол, нары для отдыха. На полке нашлась старинная, наверное, еще дореволюционная керосиновая лампа, заправленная доверху. Те, кто бывал здесь до нас, позаботились даже о досочках для разделки рыбы, не говоря о запасах соли, спичек, рисовой крупы, инструментах вроде пилы и топора, рыболовецких снастей.

Пахло деревом и смолой. В печке весело пылал огонь. Сухие поленья быстро отдавали тепло. Избушка прогревалась.

Неподалеку была река. Слышался плеск воды, треск ломавшихся кустов, пронзительные крики птиц.

– Да тут еще и баня есть, – радостно возвестил ввалившийся в избушку Кот. – С вениками. Живем, мужики!

– Еще бы самогонки найти, – мечтательно произнес его напарник.

– Закатай губы обратно, – хихикнул Кот.

– А чего? Для пищеварения самое то!

Фишку наши радости не волновали. В баню он не пошел. Завалился, как был, в грязной одежде на нары и закрыл глаза. В таком состоянии он очень походил на покойника.

Зато мы попарились на славу. Заминированный Жук с тоской взирал на наши раскрасневшиеся морды. Мне даже стало совестно.

– Хоть бы птицу ощипал, – недовольно рявкнул на него Чугунок. – Не будем же мы ее варить с перьями.

– А я бы и неощипанную сожрал, – вдруг признался Кот. – С голодухи и не такое схарчишь.

– Ты меня пугаешь, брателло, – хмыкнул Тыква. – За тобой раньше такого вроде не наблюдалось.

А я вдруг вспомнил слова Жреца о том, что у многих диких мутации не стабилизировались. Настроение мое от этого не улучшилось. Вряд ли Кот сейчас превратится в упыря или другую бестию, но кто знает, кто знает. Я бы в этот момент предпочел оказаться где-то подальше.

В избушке стало тепло. Добротно сложенные стены не сифонили. Печка пыхала жаром. Я подбросил еще дровишек.

– Эх, лепота, – пробасил Чугунок, глядя в огонь. – Иногда нет-нет, да и подумаешь: а на кой ляд вся эта суета? Жить бы себе в тишине да покое, бабу найти нелядащую, чтобы она шамовку готовила, стирала, штопала да по ночам грела. Ну, чем не счастье? – Похоже, бывшего зэка пробило на философию. – Надоело мне все хуже горькой редьки! Задолбало! Я ведь после этой ходки с Тузом хочу поговорить, чтобы отпустил на вольные хлеба. Сам на себя работать буду: хабар начну собирать да жохам сплавлять.

– Туз тебя не отпустит, – заметил Жук. – Не в его это интересах. Разве что удерешь, но тогда у тебя положение будет не сахар. С одной стороны, Туз начнет искать, с другой – изгои, которым ты насолил. Добавь еще егерей. Пару дней ты, может, и продержишься, а на третий сам повесишься или другие вздернут. А желающих, я так думаю, много будет.

– Это ты прав, много наберется, – вздохнул дикий. – Наследил я, густо отметился, что по Большой земле, что по АТРИ. А, ладно! Чего уж там! Схожу до ветру. Кот, пошли со мной.

– Член держать? – гоготнул Тыква. – Гляди, Котяра, какое тебе доверие оказывают.

Кот зло сверкнул глазами. Обстановка разом наэлектризовалась. Еще немного, и могла начаться драка. Попахивало нешуточным оскорблением.

Тыква и сам понял, что сморозил лишнее. Он опустил голову в плечи и виновато улыбнулся, словно говоря традиционное в подобных случаях оправдание: «Я что? Я ничего…» Жрец напрягся, готовый в любую секунду вмешаться.

Чугунок стукнул шутника костяшками пальцев по голове:

– Охранять, дурья твоя башка! Смотри, какой туманище. Подкрадется кто-то, и не заметишь! Остальным тоже советую поодиночке не ходить.

Взяв автоматы, они вышли.

Чугунок предупреждал не зря. К вечеру воздух начал охлаждаться. От реки поднялся густой туман, постепенно расползаясь по округе. Вскоре за окнами не было видно ничего, кроме молочно-белого киселя. Немного погодя он сменился чернильной темнотой.

Чугунок затушил лампу, отвернулся к стене и захрапел. Я сначала всматривался в низкий потолок, потом зевнул и закрыл глаза. Уставшие и сытые, мы проспали всю ночь. Чтобы нас разбудить, нужно было стрелять из пушки.

Утром был холодный завтрак, поспешные сборы и долгий изматывающий путь. Мы ушли в сторону от главного русла реки, сбивая ноги о россыпи курумника (проклятые камни, никогда вас не забуду!), и поднялись на плоское плато, уходящее вперед на многие километры.

Вдали послышались раскаты грома, подобные артиллерийской канонаде. Я поднял голову, увидел огненный росчерк молнии, потом еще один.

– Ититская сила! – выругался Жрец. – Только грозы нам не хватало.

Он обернулся, чтобы проверить, не появился ли у Шпиля призрачный двойник. Иногда при похожих обстоятельствах могло начаться и сияние. Но нет, это была гроза.

Рядовое событие на Большой земле и далеко не самая приятная вещь в АТРИ, хотя с точки зрения метеорологии – некоторое погодное разнообразие.

Всполохов становилось все больше, они приближались. С содроганием вслушиваясь в небесную какофонию, я ощутил себя крохотной букашкой, ползущей по земле. С детства недолюбливал грозы. Недаром так хорошо рифмуется «грозы – угрозы». Ничего хорошего от них не ждешь.

Атрийский Зевс вовсю метал свои молнии. Там, где они ударялись о землю, кучей валились деревья, крошились на мелкие осколки гигантские валуны. Раньше мне не приходилось наблюдать столь необычной мощи у этого природного явления. Пожалуй, здешняя гроза дала бы сто очков форы любой другой. Это было сравнимо с авиационной бомбежкой.

Тут же начал хлестать дождь. Капли больно лупили по телу. Свежий воздух озонировал, но вдыхать его полной грудью не хотелось. Одна мысль колотилась в голове: спрятаться. Да хоть как страус, лишь бы ничего не видеть.

Мокрые, избитые ливнем люди заметались в поисках укрытия. Такую грозу лучше пережидать в надежном схроне, желательно глубоко под землей, чтобы не достало. И, разумеется, путевого укрытия найти не удалось. Закон подлости продолжал действовать. Оставалось молиться, чтобы грозовой фронт ушел в другую сторону. На открытом месте имелись все шансы превратиться в аппетитный (с точки зрения хуги), хорошо прожаренный шашлык. А то и просто в угольки.

Крики, громыхание грозы, бурление вскипающих луж, треск падающих деревьев. Творилось нечто ужасное. Усилившийся ветер сделал наше продвижение еще более трудным. Проще всего было упасть и не дергаться.

Ближайший редкий лесок не выглядел островком спасения. Скорее всего, это была еще одна потенциальная жертва молнии. Но оставаться на открытом пространстве было еще хуже.